День рожденья с продолжением... Часть 47

Отпустив Олежке с десяток или с дюжину ударов, Лиза отложила ротанговую трость.

- Всё, девочки, можете отпускать.

- За что это ты его? - поинтересовалась Марина.

- За медлительность. Что есть также неуважение к госпоже.

- Правильно. Как раз за это его надо драть и драть. А то привык копаться как черепаха, без плёток совсем замирает, как спит. Надо отучать! - одобрила Лера.

Олежка лежал на животе и мелко дрожал. То ли от плача, то ли от страха или боли. Лиза, поправив сбившийся вниз страпон, со звучным трескучим щелчком нашлёпнула его.

- Лежим, отдыхаем? Чего ждём? Чтобы тросточка опять порезвилась?

- Ему холодно, вон как дрожит!

- Будет и дальше дрожать - погреем! Сразу станет жарко! - пересмеивались девки.

Тот встрепенулся, сжимаясь в комок.

- Чтто... Г-госпожа Лиза?... Я... Чтто... Мнне делать? - и он спешно подобрал колени, задрал попу.

Девушка вновь шлёпнула Олежку.

- Сейчас будет по-другому. Просто незачем было валяться пластом. Или забыл, что ожидая приказаний, следует смотреть на госпожу? Это неуважение, сродни игнорированию. Ещё раз повторится такое, от порки тебе не уйти! Поворачивайся на спину! Вот так, на спинку, на спинку! - Лиза бросила ему простынью. - Сложи её в несколько раз, и сунь под себя! - и она, одним движением протерев страпон, обмазала его гелем.

Марина прыснула смешком.

- Из попки госпожи, да сразу в жопу рабу - это для него огромная честь!

- Пусть это животное благодарит за такое снисхождение! Сначала должен был бы облизать и обсосать со всех сторон этот страпик! - добавила Вероника.

Лиза погладила Олежку по внутренним сторонам бёдер.

- Задери ноги. Нет, не раздвигая, просто подними повыше, - и она намазала ему анальное отверстие доброй порцией геля. - Теперь протяни, и раздвинь ноги! Как женщина! В такой позе тебе ещё не засаживали? Ну вот теперь узнаешь! - и Лиза залезла на него. - Приподними жопу! Эх, надо было подложить что-нибудь упругое! Руки под себя подсунь! Можешь согнуть колени!

Олежка, стараясь не касаться дивана изрубцованными ягодицами, опёрся самым верхом попы, почти поясницей, на кулаки, и широко развёл ноги. Приподнялся ещё чуть повыше когда почувствовал, как пальцы Лизы раздвигают ему ягодицы, направляют страпон, ищут им вход. Запрокинул голову, приподнимаясь побольше, когда ощутил что конец страпона упёрся в задний проход. Лиза толкнула несколько раз бёдрами, нажала посильней, и просадила головку через сфинктеры вглубь. Дёрнулась вперёд, и проталкивая страпон всё глубже и глубже, на локтях рывками проползла по Олежке пока ствол страпона не вошёл почти по основание, насколько позволяло в этой позе. И, делая толчки, обняла Олежку.

- Девочки, оставьте нас! - задыхаясь, сказала она подругам.

Девки, до того с любопытством разглядывавшие и заимствовавшие для себя из увиденного, выскочили за дверь. Лиза, одной рукой схватив Олежку за ягодицу, второй обняла его, прилипла к нему лицом.

- Сладенький... Милашечка... - жарко выдыхала она, и принялась целовать взасос. Ощутимо кусала за губы, за щёки за шею, делая короткие но сильные толчки страпоном. Затем наложила ладонь на макушку, стала подтягиваться и за неё.

- Хороший... Не могу... Сыночек... Милый... Лапушка... - в каком-то безумии рвалось у неё из груди, из самых глубин, разжигая жар страсти. Она гладила его по плечу, по затылку, по волосам, целовала, иногда готовая высосать ему глаза, словно потерявшая разум.

Олежка лежал на спине, иногда "подмахивая" попой. Его член совершенно съёжился от страха и боли, потерялся где-то между ног, и Лиза не могла, как ей того хотелось, тереться об него животом. Эти маленькие смуглые ручки, сейчас ласкающие его, столь недавно его же и хлестали, нанося невероятную боль. И совсем скоро они же опять начнут безжалостно терзать его. Плетью, розгами, тою ж ротанговой тростью, или ещё чем-нибудь там... Но сейчас, как-то вдруг, Олежка как открыл для себя, что когда его страпонит Лиза, он чувствует это словно по-другому. Не то чтобы ощущал нечто приятное, некое притяжение, нет. Он просто не испытывал гадливости, брезгливости и отвращения, как в случае с другими девчонками, и в особенности с Вероникой, с её нервной озлобленностью и с какими-то идущими от неё болезненными запахами. Может, Лиза была чище? По крайней мере она следила за собой, пользовалась ароматными гигиеническими средствами, от неё не несло вонью потной немытой промежности с "селёдочной" отдушкой и застарелых выделений. Или дело было в другом, чего Олежка ещё не осознавал?

Тем временем Лиза взяла его за обе ягодицы, дико болевшие внутри и садняще пылающие огнём снаружи. Крепко сжала, точно так же, как недавно у Женьки, и сильно накатываясь, принялась делать мощные фрикции. Ствол страпона поршнем загулял у Олежки в попе. Он старался приподнять попу, чтобы поставить дырочку под некоторым углом вверх, так, чтобы не было слишком больно. А девушка, стискивая его "булки", наоборот тянула за них несколько вниз, когда вытягивала страпон и приподнималась. Но затем тянула Олежку за попу на себя, глубоко засаживая. Тёрлась об него грудями, прижималась плечами, и всё целовала, целовала, целовала. В плечи, в шею, по всему лицу. Куда жарче и чувственней, чем до этого облизывалась с Женькой. Или просто тёрлась лицом об его лицо и волосы.

Не строивший никаких иллюзий Олежка прекрасно знал, что как только госпожа кончит, все эти ласки повернут, поменяются на обратный знак. Сейчас они нужны ей для возбуждения, разжигающего страсть, может и просто животную, однако ведущую к усилению оргазма. Но потом... Понукая, она станет стегать его плёткой с такой же жестокостью, с какой нежностью сейчас ласкает. Будет грубо дёргать, тащить, пинать с окриками и угрозами. Которые у его хозяек так легко воплощаются. Оделять затрещинами и подзатыльниками. А разложенного вскорости на скамейке - станет сечь, стараясь нахлестнуть побольнее.

С Олежкой Лиза получила оргазм очень быстро. Неожиданно её встряхнуло. Она сделала ещё несколько фрикций, и её затрясло, она запрыгала на Олежке, хлопаясь об него животом и беспорядочно дёргая в его дырочке страпоном, больно разворачивая её. Крепко держа его за ягодицы, подтягивалась резкими рывками. И после нескольких толчков кончила.

Пролежав на нём ещё с минуту и как-то лениво пошевеливая страпоном, девушка поднялась с Олежки. Тот вынул из-под себя затёкшие руки, с трудом разогнул пальцы. Успел привести в норму кровообращение, пока Лиза снимала и протирала страпон прежде чем отправиться на биде.

После её ухода Олежка не успел и шевельнуться, как в комнату буквально ворвались девчонки, сразу всей гурьбой. Только он дёрнулся чтобы сбросить ноги с дивана, как Лера уже рванула его за цепочку, закатила затрещину.

- Это что я вижу?! - прямо-таки взвизгнула она. - Твоя госпожа давно закончила? Давно! Я знаю! Так каких чертей ради ты валяешься как боров в канаве? Лень? Это мы изгоним! Хоть сейчас! - она схватилась за ротанговую трость. - Поворачивайся! Живо! Если не хочешь получить втрое! Девчата! Кто-нибудь! Держите этого лодыря! Сейчас наставим тебя на путь! Ленивая скотина!

- Оне отдыхать прилечь изволили-с! - ехидно усмехнулась Марина, хватая Олежку за волосы.

- Наша принцесса утомилась немножечко!

- Сейчас он славно отдохнёт! - Лера взмахнула издавшей визжащий свист тростью.

Не успел Олежка даже вздохнуть, как его за волосы, под руку и за ноги перевернули на живот, скрепили руки наручниками за спиной на уровне лопаток. Марина с Женькой как всегда сели на него - одна на голову, сдерживая руки, другая на ноги. Лера несколько раз согнула и отпустила трость, любуясь как она пружинит. Как и Лиза, провела ею словно смычком по Олежкиной попе, и в следующие секунды жгучий как прикосновение раскалённым железом удар заставил его заорать и подкинуться, завалять с боку на бок попой.

Лера секла хоть и не с таким искусством как Лиза, но всё равно удары этой тростью были необычайно болючими. Олежка надсадно орал. Но видимо сейчас девкам было недосуг устраивать долгую обстоятельную порку. Хоть и очень больно, но быстро Лера "выписала" ему десять ударов, и передала трость Веронике, уже оргазмирующей от вида порки.

- Только не затягивай, - шепнула она ей.

Но только та начала свою часть истязания, как вернулась Лиза.

- О, я по одним только крикам узнала, что вы проводите воспитательную работу! Я специально его не согнала с дивана как только встала сама - дай, думаю, посмотрю, насколько хорошо он запомнил свои обязанности!

- Как видишь, надо напоминать, - отвечала Лера. - И даже не знаю, сколько ещё и ещё придётся!

- Клинический случай! Медицина бессильна! Только вот это! И то после долгих применений! - Вероника потрясла тростью прежде чем хлестануть следующий раз.

- Даун - это по гроб жизни! - со смехом отозвалась Марина.

Широко размахиваясь и приседая при каждом ударе, Вероника отсчитала Олежке полтора десятка ударов. После Вероники "эстафету" приняла Лиза. Под её резкими короткими очень хлёскими ударами Олежка вертелся ужом. Где ж теперь была её горячая нежность, страсть, похожая на любовную? Теперь вместо тех жарких поцелуев - жалящие "поцелуи" трости...

Женька, оказавшаяся последней в этой жестокой "очереди", закончила порку когда Олежка уже вот-вот мог потерять сознание - выдержать несколько более полусотни ударов этой тростью оказалось тяжелее, чем около сотни ударов кнута.

- Это тебе только что-то вроде аванса, - предупредила Олежку Лера. - Начнём в скором времени припоминать тебе все твои грехи, там каждая из нас добавит от себя и за этот казус! Некогда сейчас с тобой возиться! Дело стоит! Идём!

С Олежки сняли наручники. Рывком за цепочку сбросили с дивана, и он упал на пол. Сильно дёргая, поволокли на кухню. Вероника шла следом, безжалостно хлеща его вдоль спины и по бокам.

Крепко наддёрнув за ошейник, Олежку заставили встать, швырнули к столу, дослав пинком в зад.

- Встал к столу! Начинай! Швыдче! Помнишь, что делать?

- Цибулю очищай, нарезай! И чтобы аккуратно! - трость проехалась ему сбоку по бедру.

Олежка метнулся в одну, в другую стороны. Боль туманила соображение. Снаружи ощущение было таково, словно он только сейчас садился на раскалённые уголья, а внутри стояла такая немыслимая боль, что невозможно было сделать любое движение, отдающее на мышцы ягодиц, даже стоять. Для начала он встал было на колени, но тотчас же на него посыпались удары тоузом и тростью. Рывок за ошейник был столь сильным, что у Олежки хрустнули шейные позвонки.

- Что тебе было приказано? Встать к столу! Встать! Именно встать! Ты знаешь, что это означает? Ведь простейшее из простого - делать так, как было сказано!

- Разве пустое ведро может понимать смысл слов, даже обычных?

- Зато все премудрости у него отлично понимает жопа!

- В чём тогда дело? С ней-то и надо работать!

- Нашему цыпуличке больно стоять! Это значит, он познал, откуда произрастают ноги! И рассчитывает на снисхождение, или даже жалость!

- Какие сладостные мечтания!

- Ну ты, долго там будешь у себя в башке две горошины перекатывать? - трость и тоуз почти одновременно прилипли к его спине. - Опять загляделся в пустоту!

- Он наверное вроде как художник. Те тоже часто куда-то смотрят, смотрят, как будто в никуда, а потом - бац, и выдадут шедевр!

- Мы и сами неплохие художники. В стиле "боди-арт"! Вон как расписали ему шкуру!

- О возвышенном станет думать и рассуждать на "кобыле", пока мы будем со всею нежностью его ласкать! Кнутом, розгами, крапивкой, или чем нам захочется!

- Там времени хватит! Больше чем достаточно чтобы удалиться в раздумья о прекрасном, и для всевозможных тонких восприятий!

- Или смотреть сладкие сны!

Сжавшийся от ужаса Олежка схватился за луковицу и нож. Почти не осознавая смысла движений, совершенно механически он поменял эти предметы в руках. Примерился, и вновь переменил. И тут же трость оставила на его плече мгновенно вспухший рубец.

- Это ж он специально! - схватив Олежку за ошейник, Вероника ткнула его лицом в стол так, что из носа у него потекла струйка крови, но девушка ещё два раза треснула Олежку об столешницу лбом. - Ты опять выкаблучиваешься, как вчера, когда начинал ощипывать гуся? Не знаешь, в какой руке держать ножик? В правой, в правой, если ты не левша! А продукт, который режешь - наверное в левой! Довольно представлять тут клоуна! Будет не до смеха!

- Вчера, когда к своим обязанностям приступила плётка, он моментально понял свои. Может, и сейчас призвать её в помощь?

- Да расстелить его здесь же на полу, и вогнать соображения чрез задние ворота! - и трость отпечатала свой след чуть ниже лопаток.

Лера оторвала от тряпки для протирки стола две полоски. Туго скрутила их. За волосы запрокинула назад Олежке голову, и с силой ввернула эти затычки ему в ноздри.

- Теперь за дело! И не зли нас своим идиотизмом!

- Его идиотизм какой-то странный. Очень быстро исчезает при одном упоминании про наши "инструменты"! - Марина огрела Олежку тоузом.

- Тогда это называется симуляция тупости. А значит, тяжкая провинность, это он хочет водить госпожей за нос. Значит, и отвечать должен соответственно.

Олежка схватил луковицу, нож, и поспешно принялся за работу.

Оставив его на "попечение" Веронике, девки отошли к окну.

- Лиз, ты ничего не забыла? - через некоторое время с лёгким смешком спросила Женька.

- А... чего?

- А что утром существует завтрак! Не то я вижу, что ты так увлеклась греховными удовольствиями, что про завтрак-то и позабыла! Мы-то уже перекусили, прежде чем показаться у тебя! Съели все остатки рыбы, и не подогревая, прямо как есть из холодильника!

Лера встрепенулась, даже хлопнула себя по лбу.

- Ой, Лиз, ты уж извини! У самой всё из башки вышибло, как начались там забавы! Да ещё и этого буратину уму-разуму учить... Сейчас надо будет жарить новую порцию рыбы, а ты немного подкрепись, чем можно сразу!

- Так я сама занялась, и мне тогда ничего больше не было надо. Я б и не пошла никуда, пока вся горела. Вот теперь можно.

- Тогда пойдем в гостиную. Там и воздух свежий, и нету толчеи, - и Лера вышла сопроводить Лизу, а заодно и показать ей дом.

Вероника ненадолго перестала подстёгивать Олежку тростью.

- Не очень давно я где-то, не помню где, слыхала про один эксперимент. Там то ли крысе, то ли обезьяне вживили в мозг электроды, воздействующие сверхслабым током на так называемые "центры радости". Для того, чтобы получить какое-то удовольствие, надо было нажать на клавишу. И вот подопытный зверёк всё нажимал, нажимал, нажимал эту клавишу, забыв про питьё, еду и сон. Хотя пища и вода были рядом же с избытком. Но радость - прежде всего! Итог - объект испытания погиб от истощения, не замечая ни голода, ни жажды! Но зато с ощущениями удовольствия! Кстати, те, кто особо фанатично плавает в интернете, тоже порой забывают про еду и сон. Для них как будто останавливается время, словно в раю, - рассказывала Вероника, не забывая то слегка потыкивать кончиком трости Олежке в щель между ягодицами, то похлопывать справа или слева по бёдрам, словно напоминая что за его работой следят. - Так и здесь, ради радости лишний раз вдуть страпон в подставленную дырку, некоторые готовы отказаться от еды, пока не получат свои удовольствия в полной мере, - ехидно ухмыльнулась Вероника, довольная, что хотя бы и за глаза, но хоть чуть-чуть да как-то "укусила" Лизу.

Сам же Олежка с первых минут начал обливаться слезами. Приходилось их постоянно смахивать рукой, протирать глаза. Торопясь, он нарезал кружочки лука неровно, а чтобы получалось аккуратно, приходилось сбавлять темп. Вероника кричала на него, грозила, очень больно нахлёстывала тростью, отчего Олежка подпрыгивал, дёргался, и получалось у него только хуже. И новые и новые окрики и обидные эпитеты вместе с болючими ударами сыпались на него как горох из дырявого мешка. Девки смотрели и лишь посмеивались над его неловкостью.

Но и до Вероники вскорости начал доходить луковый дух, ещё раньше чем она начала свой рассказ. Девушка сдвинулась на такое расстояние, чтобы только-только иметь возможность подгонять Олежку, но и там она ощущала острые рези в глазах. Он даже испытал некоторое удовлетворение, что эта жестокая и крикливая хозяйка также испытывает неудобства. Наконец Марина пришла ей на помощь, что оказалось полезным и Олежке. Принеся здоровую краюху ржаного хлеба, она положила её рядом с нарезаемым луком.

- Ты разве забыла, как недавно, когда он тоже резал цибулю, а я его погоняла, то, чтобы не плакать, клала рядом чёрный хлеб? Он как вбирает в себя этот запах, оттягивает его.

- Нее, не обратила внимания, - как-то кисло протянула Вероника, и вновь огрела Олежку. - Н-ноо, пошевеливайся сонная скотина! Да уж, ох и трудно же быть ослогоном!

Чтобы позавтракать, Лиза ушла в другую комнату, в гостиную или в столовую, где имелась кофеварка. Теперь Лера отнесла ей туда ломтики буженины, тонко нарезанную сырокопчёную колбасу, белый и чёрный хлеб, масло и сыр, который ещё накануне так нахваливали девчонки.

Когда Вероника окончила свой рассказ, Марина повернулась к ней от окна, где в ярком солнечном луче, словно рассечённый им как клинком, причудливыми фантомными узорами плавал сигаретный дым.

- Те, которые получают радость, сидя в интернете, не вылезают из него, забывают еду и сон, называются "интернет-зависимыми". Это психическая болезнь, хотя таким сразу ж ставят диагноз "шизофрения". Так удобнее врачам. Не вся ли разница, от какой болезни будут лечить галоперидолом? Который один на все заболевания. Всё равно они неизлечимы по определению. Когда я работала в психбольнице, уже тогда при мне несколько раз поступали такие "зависимые". Конечно возмущались, почему это их завезли в дурдом. Ничего, справлялись. Парочка оплеух, пендаля под зад, дать по загривку, да и на вязки. Тапком по пузу, по ляжкам, чтобы не качали какие-то "права". Ну, и лежи тихо, если не хочешь чтобы заткнули рот половой тряпкой. Конечно в дальнейшем, оторванные от своего любимого интернета, без которого жить не могли, а больше всего от галоперидола, "галик", как мы его называли, бывали очень возбуждёнными. Ходили взад-вперёд как маятник, сопели, не знали куда руки деть. То потирали, то делали движения пальцами одной руки между пальцами другой. Всё просили лишний раз покурить, хотя на отделении был порядок - курить три раза в сутки, в туалет - пять раз. И не больше!

- А зачем тогда такие лекарства, от которых только бесятся? - спросила вернувшаяся Лера, оставив Лизу вкушать завтрак.

- Ну... Я не медик, была только санитаркой. Да и работала я там каких-то полтора года, даже чуть поменьше. Наверное так велено в протоколах лечения, и нету других лекарств, с другим действием. А протоколы изобретают профессора, академики, - как-то даже замялась Марина, хотя было понятно, что известно ей куда побольше. - Так вот, такие беспокойные, и среди них не только интернет-зависимые, очень надоедали своим мельтешением. Мы таких старались завязывать на койку, чтобы не путались в ногах и не мелькали перед глазами. Чтобы оправдаться - вязать можно только буйных - писали, что вёл себя очень возбуждённо, мог причинить себе вред. Подумаешь, положили в вязки на пять-шесть часов, не смертельно! Меньше работы, чтоб за кем-то следить. С ними надо как со скотом. Чтобы скотина не разбегалась куда попало, и чтоб не заморачиваться с пастьбой, их привязывают или стреноживают, и всё спокойно.

- А потом что с ними было? - спросила Вероника, и с бранью подхлестнула Олежку, нарезающего третью луковицу, для жарки рыбы.

- А что могло быть? Ну, добавляли дозы лекарств, давали аминазин в уколах. После которого они ходили как пьяные индюки. Ну, задержат в больнице на месяц-другой дольше, если случается с ним такое часто. Потому некоторых, чересчур гордых, вязали и записывали почаще. Там найдутся методы, из любого самого важного маркиза вышибут спесь и заставят подчиняться! Быстро забывали, что когда-то были людьми! Несколько таких сеансов - и любой станет например слизывать плевки с полу, если велят! - сказала Марина таким тоном и без запинки, что всем присутствующим стало понятно - этот метод "дрессуры на покорность" действительно там применяется.

- А для чего затыкали рот именно половой тряпкой? Неужели не было ничего другого? И они не могли выплюнуть кляп? - с глуповатым видом спросила Женька, из любопытства или ещё зачем надеясь выведать побольше.

- В основном, разумеется, в воспитательных целях. И другим впоказ, чтобы боялись. Иначе это стадо будет неуправляемо. Как там шутили, "психиатрия - самая тяжёлая область ветеринарии". А выплюнешь - как? Тряпку им трамбовали до самой глотки, так, что и рот разинут, и глаза на лоб. Могли лишь мычать или плакать без звука. Но всегда смолкали от одной-двух хороших пощёчин. Иногда на рот лепили скотч, если раскашляется, - невольно развязала язык Марина.

- Но ведь так он может задохнуться, умереть? - делая наивное личико, продолжала "раскручивать" подругу Женька. Явно с целью вытянуть нечто компрометирующее.

- И что с того? Всё идёт через врачей, через их руки. Как напишут, тому и надо верить. Да и правоохранительные органы, и прокуратура, медицину не обижают, для них сделают всё тип-топ..., - тут Марина неожиданно осеклась и отвернулась, поняв, что сболтнула лишнего. Как подруги могут этим воспользоваться? Если вдруг нечаянно укажет на неё перст слепой судьбы и получится, что Олежка достанется ей, не смогут ли они тогда шантажировать её чтоб она отказалась от него, и тогда впереди окажется хоть та же Женька? Она хоть и тоже работала в той же больнице, но на кухне, и не имея доступа в отделения, действительно не знала о внутренней жизни там... Или любая другая из подруг, услышавших эти откровения? Не слишком ли заинтересованно они вдруг стали слушать? Хорошо ещё, что пока не вернулась сюда Лиза, меньше на пару любопытных ушей. И с какой стороны может зайти гипотетическая шантажистка? Ведь при поступлении на работу в психиатрическую больницу всякий даёт расписку о неразглашении абсолютно всего, произошедшего в периметре территории больницы. Словно обязуясь подчиняться некой "омерте", как называется у сицилийской мафии кодекс молчания. А она вон сколько разболтала! Здесь-то как раз и можно шантажировать, обещая рассказать кому надо о таком вопиющем нарушении! И потому она постаралась оттянуть разговор в несколько иную сторону.

- Можно подумать, ты сама не в курсе о больнице. Сама же в ней работала, мы ж и познакомились там, - через минуту раздумий сказала Марина Женьке.

- Ха, откуда я могла знать, что происходит в отделениях? Я же повар, дальше кухни и котлов мне и некогда было заглянуть! Я была даже не на раздаче, где хоть на пару минут можно контачить с больными, а в самой глубине помещения, куда не пускают даже кухонных работников из тех же больных, а поварам некогда отойти от плиты. Да я никогда и не брала в голову чего-то такого, о чём ты рассказала сейчас, - сделав недоумённое лицо, вроде как и с удивлением ответила Женька.

- А, ну-ну..., - вроде как разочарованно, со скукой протянула Марина.

Тем временем Лера потёрла пальцами гусиную тушку, внутри и снаружи. Облизнула пальцы, проверяя, достаточно ли соли. Принеся бутылку красного вина, обрызгала снаружи, вовнутрь немного налила. Бросила на стол несколько некрупных зелёных яблок и выниматель серединок - тонкостенную никелированную трубку с острым краем на одном конце и экстрактором с другого.

- Нарезал всю цибулю? Да, долго копаешься! Теперь хорошенько вымой руки, и вынимай серёдки из яблок, очищай кожуру. И смотри, если счистишь вместе с кожицей много мякоти! Так отделаю тебя плетью, шкура сползёт с выдранного места!

- Весьма своевременное предупреждение. Знает же, что очистки пойдут ему в корыто, мог бы и постараться схитрить, - со смехом прогугнявила Вероника.

- Когда птицу набивают яблоками, их не чистят, кладут с кожурой, - поделилась своими знаниями Женька.

- Тем лучше, так и скорее. Да и доверь дело этому пентюху... Действительно до китайской пасхи ждать! - Лера стала быстро раскладывать по смазанному оливковым маслом противню колечки лука, чтобы затем на них положить тушку. Заранее включила для разогрева духовку.

Подошедшая Марина протянула Олежку тоузом.

- Уставился как на афишу коза! Приказано - вынимать серёдки из яблок! Что рассматриваешь? Опять не знаешь, что в какую руку взять?

- Он не понимает устройства и назначения этого приспособления. Что надо его воткнуть точно в середину, и пронзить насквозь. И как можно более прямо, иначе половина серёдки останется в яблоке, а вынется нужная мякоть. И тогда ему не миновать хорошей вздрючки, - разошлась в своём красноречии Вероника, крепко стегая Олежку тростью.

Тот, вертясь попой под ударами, схватил приспособление. Примерился, и достаточно аккуратно извлёк сердцевину из первого яблока.

Марина придирчиво осмотрела сделанное.

- Слава палке! Хоть с её-то помощью, да удаётся достичь каких-никаких успехов! Продолжай так же!

- Бывает, и на ослят снисходит озарение! Особенно при тщательном приложении кнута! - Вероника, смеясь, огрела Олежку.

С яблоками он справился быстро. Некоторые, по указанию Леры, разрезал пополам. Набив ими полость в тушке, она добавила ещё немного чернослива, и катнула к Олежке крупный апельсин.

- Очищай от кожуры! Уже нервов не хватает смотреть на тебя с твоим копаньем! Так бы и заехала! - сняв тапок и стоя на одной ноге, она звонко нашлёпала его то по одной, то по другой ягодице.

- Можно подумать, оно что-то там понимает в апельсинах! - гулко, через смех, выкрикнула Вероника.

- Не знаем, как насчёт апельсинов, зато по мандаринкам стал большой спец! - Марина с хохотом легонько похлопала у себя в промежности.

- И по мандариновому соку! - заржала Женька. - Манда-риновому! - еще громче загоготав, намеренно раздельно повторила она.

- Может, и сегодня хочешь пи-пи попить? Вечерком? - сильно ущипнула его за ягодицу Вероника, но тут же как-то смутилась и осеклась под взглядом недавно пришедшей Лизы.

- Да начинай ты делать наконец! Или не знаешь даже, как апельсины чистят?! - раздражённо крикнула Лера, и Олежку покачнуло от увесистого подзатыльника.

- Где ему знать! В апельсинах-то разобраться? Не для него эта высшая алгебра! - разгоготалась Женька.

- Он наверное у мамы апельсинчики получал уже очищенные, разделённые на долечки, разложенные на тарелочке. И наверное думал, что апельсин в таком виде и растёт. А мама ему и до последних пор эти дольки в ротик клала - "Это за барашечка, это за телёночка. За зайку, за птичку, за рыбку..."? - со смехом завизжала Марина.

Апельсин оказался с плохо сходящей тонкой кожурой. Получалось отщипывать небольшие кусочки, по рукам тёк сок, что очень злило Леру, постоянно отвешивающую ему тумаки и подзатыльники.

- Смотри, весь сок на стол выжимаешь! Косоручка деревянная! - ворчала она словно старуха. - Ну, сегодня будет веселье! И у розог, и у хлыста, и у нас самих!

- Я ж говорю, как он может разбираться в апельсинах! - хихикая, повторяла Вероника как заезженная пластинка, постоянно стегая Олежку тростью.

После ему было велено разделить апельсин на дольки. Несколько штук Лера запихнула в гуся, вперемешку с яблоками, остальные расхватали девчонки.

- Всё это, - Лера указала на разбросанные по столу яблочные серединки и апельсиновые корки - собери в свою миску. Теперь можешь жрать. Брысь к порогу!

- Шелуху цибули тоже можешь брать! Ешь на здоровье, наедайся досыта!

- Нам не жалко, мы люди щедрые! - с хохотом прогорланила Марина.

- Кому велено, бери и шелуху! И жри её тоже!

- Свинья всё сожрёт! - хохотнула Вероника.

- Приятного чавканья!

- И чтоб до крошки слопал! Госпожи тебя из своих ручек угощают! Цени! - взяв у Марины тоуз, Женька стеганула Олежку вслед.

- В этом его царском блюде не хватает приправ. А именно - горчицы, перцу и соли, и в как можно большем количестве! - рассмеялась Марина и несколько раз быстро провела языком между губами словно змея. - Дай-ка я сдобрю ему корм! - она уже было привстала, но Лиза сделала движение словно собирается преградить ей путь. Встретившись с ней взглядами, Марина сразу ж замялась и отошла к окну.

Тем временем Лера прихватила нитью разрез на брюхе гусиной тушки. Бережно и аккуратно положила её на противень поверх луковых колец, сверху прилепила оставшиеся колечки, и отправила противень в духовку.

- Нехай теперь жарится в собственном жиру. Видели, сколько в нём сала? Только надо будет периодически выдвигать и обливать его сверху этим кипящим жиром, - сказала она подругам, и вдруг пихнула Олежку ногой в зад. - Ты, погоди жрать. Промой ещё под струёй рыбу. Девочки, принесите кто-нибудь её из холодильника!

Женька убежала, и скоро принесла ту громадную миску, куда ранее сложили ломти рыбы. Теперь они были очень сильно охлаждены, только-только не до замерзания. И пока Олежка их полоскал, так как Лера опасалась, что рыба могла несколько заветриться, девки поставили греться сковороду, свалили на неё обжариваться лук.

- Теперь жри! - его толкнули к порогу.

Шелуха от лука застревала в горле, плохо смачиваясь слюной. Олежка кашлял, заедая эти сухие ломкие плёнки кусочками горьких апельсиновых корок. Девки сходили с ума от смеха, прямо-таки соревнуясь меж собой, кто придумает реплику или сравнение пооскорбительней, нечто более колкое, нисколько при этом не заботясь об остроумии, наоборот, будто блистая плоскотой и тупостью высказываний, часто повторяя один и тот же смысл разными словами. Даже Лера с Женькой, крутящиеся у плиты, частенько оборачивались, выдавали насмешки, над которыми сами же и хохотали.

- Лопай веселей! До вечера собрался вкушать? Впереди дел - никому столько не пожелаешь! - Вероника в очередной раз стеганула Олежку. - Во-первых, - она принялась загибать пальцы - выдрать тебя за то, что ты вчера отказал госпоже Лизе, уклонился от выполнения приказа. Второе - высечь за твои подскоки и эмоции, за то, что ты почти в открытую разозлился на слова госпожей. Ты понимаешь, что натворил? За это надо бы драть не один день! И очень помногу! Да госпожа Лиза хочет добавить тебе лично от себя. Ну, и за ту твою попытку к побегу следует тебе выдать очередную порцию плетей! - медовым тоном пела Вероника, перечисляя все предстоящие ему неприятности, и наслаждаясь, как от каждого её слова Олежка вздрагивает, словно уже чувствуя удары плети.

Другие девки также хихикали, наблюдая его нервную дрожь при напоминаниях о грозящих ему наказаниях. Марина похлопала Олежке снизу по животу верхней стороной ступни.

- Набивай пузо, набивай! Наверное очень вкусно, раз так смакуешь?

Девки вновь разошлись грубым смехом.

- Может и не очень-то вкусно. Но полезно! Сплошные витамины! Целая кладезь! - Женька назидательно подняла вверх указательный палец.

- Тем более, съесть всё это без остатка ему приказали госпожи. Здесь он не смеет раздумывать, должен сделать! - и Вероника со свистом огрела Олежку. - Швыдче! И почему мы не слышим довольного хрюканья?

- Да, любой приказ он должен исполнять безо всяких раздумываний. Как говорили когда-то в древнем Риме, "мысли и движения рабов надо направлять бичом", - изрекла Марина, пройдясь по нему тоузом.

В это время у плиты вовсю колдовали Женька и Лера. В основном они были заняты поджариванием рыбы, которую сегодня собирались приготовить всю, также и впрок, но частенько Лера открывала духовку, выдвигала противень, и большой ложкой с длинной ручкой зачерпывала жир, которого вытопилось почти по самый край противня, и поливала им уже становящуюся золотисто-поджаристой тушку.

Олежка, давясь, кое-как проглотил луковую шелуху, заедая её апельсиновой кожурой или серединками яблок. Если он иногда кашлял слишком долго, трость и тоуз начинали сильно и часто работать по его спине.

- Пусть наберёт себе воды, - шепнула Лиза Лере. - Уже действует на нервы.

- Это тогда надо сгонять его в сортир, чтоб он набрал себе миску из-под струи в унитазе. Сводишь?

- Да я отгоню на водопой, - тут же вызвалась Вероника. - Бери вторую миску! Н-ннооо, пошёл! - стегая тростью, она потащила его в туалет.

Когда, хлёстко настёгивая, она пригнала Олежку обратно, до окончания всей готовки оставалось ещё порядочно. Его хотели загнать под стол, но Марина вдруг как-то умоляюще посмотрела на Лизу.

- Я попользуюсь им? Прямо тут? - спросила она, и получив разрешение, рывками за цепочку подтащила Олежку к окну. - Ка-ак раз тебе мандаринка подкатила! Высший сорт!

Продолжение следует...