Массажистка и ее личный черт

Она вошла, и воздух в прихожей загустел, наполнился запахом чужих духов и её отчаяния. Он лежал на диване, книга с маркированными страницами лежала на груди. «...распылённый туманом Оорта...» — его голос был ровным, будто он читал прогноз погоды. Она остановилась на пороге, дыша тяжело, как будто поднялась не по лестнице, а вырвалась из чьих-то внутренностей.
Её пальцы сами разжали пряжку его ремня. Металл звонко ударился о пол. Он попытался приподняться, что-то сказать, но её ладонь, плоская и твёрдая, вдавила его обратно в подушки. «Молчи». Это было не слово, а звук, рождённый где-то в горле, перемалывающий связки. Она стащила с него джинсы и трусы одним резким движением. Его член лежал на бедре, мягкий, беззащитный. Она смотрела на него несколько секунд, словно выбирая место для удара.
Потом она наклонилась. Её губы обхватили его не для ласки. Её челюсти сжались с такой силой, что он ахнул и выгнулся. Это было насилие, чистое, почти абстрактное. Она водила головой, её зубы царапали нежную кожу, слюна капала на его лобок. Он пытался оттолкнуть её, но её хватка была железной. Она сосала его, словно хотела высосать через него всю грязь, что накопилась в ней за день, за жизнь. Боль была острой, унизительной, и он закрыл глаза, смиряясь.
Она отпустила его с глухим чмоканьем. Её собственные пальцы потянулись к платью. Молния заела, и она с рыком сорвала ткань. Она стояла перед ним голая, и её тело было картой её работы: синяк на бедре, след от ремня на пояснице, кожа, отдававшая дезинфекцией и чужим потом. Она не смотрела на него. Она смотрела куда-то сквозь него.
Она взгромоздилась на него сверху, её колени впились в диван по бокам от его бёдер. Её киска была сухой, как пепел. Она попыталась насадить себя на него, но тело не слушалось, не хотело принимать. Она с силой надавила на его лобок, заставляя его войти в неё. Раздался её сдавленный стон — не удовольствия, а усилия. Трение было мучительным, шершавым. Он лежал неподвижно, глядя в потолок, чувствуя, как её внутренности, горячие и не желающие его, сжимаются вокруг него в судорожных спазмах.
Она двигалась на нём несколько минут, её движения были резкими, угловатыми. Потом она замерла. Её рука потянулась назад, к его руке. Она взяла его пальцы, и с силой вдавила себе между ягодиц. Он попытался сопротивляться, но её хватка была нечеловеческой. «Дави», — прошипела она, и он почувствовал, как её анус, туго сжатый узел мышц, сопротивляется, а потом сдаётся, пропуская его палец внутрь. Она застонала — долгим, низким стоном, в котором было больше боли, чем чего-либо ещё. Она водила его рукой, заставляя его палец двигаться в ней, глубже, грубее. Это был не секс. Это была экзекуция. «Еще...», — с тяжестью в дыхании говорила она. Мой второй палец начал продавливать себе дорогу через сквозь ее сопротивление. Ярость движений нарастала.
Она оттолкнула его руку. Она слезла с него. В полумраке он увидел тёмные капли на его бёдрах и на простыне. Она стояла над ним, дыша рвано, её грудь вздымалась. Потом она снова села на него, но теперь — спиной к нему. Она нащупала его член, всё ещё липкий от её смазки и крови, и направила его к своему анусу.
Вход дался ещё тяжелее. Она опёрлась руками о его колени, её спина выгнулась, мышцы напряглись до дрожи. Он чувствовал, как её тело разрывается, принимая его. Когда он вошёл полностью, она издала звук, похожий на рыдание.
И тогда началось новое.... Пока её таз продолжал свои резкие, короткие движения на его члене, её левая рука потянулась вперёд — не к клитору, а ниже. Пальцы скользнули по вспотевшей коже внутренней поверхности бедра, нащупали растянутый, и без того болезненный набухший вход её влагалища.
Сначала один палец. Вошёл легко, слишком легко — тело уже было разомкнуто, травмировано. Она ввела его до конца, до самой ладони, и замерла на секунду, словно прислушиваясь. Потом добавила второй. Её дыхание стало громче, но в нём не было наслаждения — только тяжёлая, сосредоточенная работа. Третий палец, четвертый. Теперь её кисть с трудом проходила в растянутое отверстие. Она наклонилась вперёд, помогая себе весом, и он услышал хлюпающий, влажный звук, когда её костяшки исчезли внутри.
Она сидела на нём, принимая его в одну дыру, в то время как в другой исчезла её собственная рука по самое запястье. Её тело было ареной двойного насилия — внешнего и внутреннего. Она начала двигать кулаком внутри себя — не ритмично, а яростно, выворачивающе, словно пыталась нащупать и выдрать с корнем тот клубок ненависти, стыда и отчаяния, что пульсировал где-то в глубине. Каждое движение её плеча отдавалось напряжением во всём теле, Растяжением ее влагалища, заставляя её анус судорожно сжимать его член, причиняя им обоим новую, острую боль.
Её стоны теперь стали глухими, утробными. Слёзы текли по её лицу ручьями, смешиваясь с потом на груди. Она трахала себя кулаком, всё глубже и отчаяннее, словно хотела прорваться через саму себя, разорвать внутреннюю перегородку, достичь той самой пустоты, которую она искала. Это было самоистязание, доведённое до абсурда, до святотатства, до попытки физически выскоблить свою душу через плоть.
И только когда её рука, измазанная кровью и слизью, устала до дрожи, она выдернула её оттуда с мокрым, отвратительным звуком. Тогда её правая рука наконец добралась до клитора. И она принялась тереть его с тем же остервенением, с каким только что разрывала себя изнутри — стирая, сжигая, уничтожая последний след чего-то нежного, что могло там когда-то быть...
Её движения стали хаотичными, её тело билось в конвульсиях. Слёзы текли по её щекам и капали на его ноги. Она кричала — беззвучно, её рот был открыт, но звук вырывался хриплым, свистящим потоком воздуха. Он лежал и смотрел на неё, на её спину, покрытую испариной, на её голову, запрокинутую в мучительном экстазе, который не имел ничего общего с наслаждением.
И тогда она закричала по-настоящему — громко, пронзительно, крик, в котором было всё: и боль, и ненависть, и отчаяние, и странное, непостижимое освобождение. Её тело сжалось вокруг него в последнем, мощном спазме, а потом обмякло.
Она не упала на него. Она медленно, очень медленно поднялась. Её ноги подкосились, и она ухватилась за спинку дивана. Потом, шатаясь, она подошла к окну и распахнула его. Свежий ночной воздух ворвался в комнату, пахнущий дождём и асфальтом. Она стояла к нему спиной, её окровавленное, дрожащее тело озарялось светом уличных фонарей. По ее бедрам текла и капала смесь спермы, смазки и крови. Она повернулась. На её лице не было ни стыда, ни сожаления. Была лишь пустота — чистая, почти святая. Она посмотрела на него, на следы их совместного разрушения, и её губы дрогнули в чём-то, что можно было принять за улыбку. Не счастья, а понимания. Оно закончилось. На сегодня.
https://sex-stories.club/analnyj/4458-massazhistka-i-ee-lichnyj-chert.html