Кое-как, под частыми жгучими ударами плети, занеся понемногу остывающей мангал в "чёрный угол", Олежка, обжигая руки, по указанию Леры разобрал его на составные части и разложил их на мелкой травке, пробивающейся из крупного плотно слежавшегося песка. Затем, следуя её крикливым распоряжениям, схватил в "хозяйственном этаже" два довольно старых ведра и помчался наполнять их водой. Вероника, подогревая его усердие, во всю прыть бегала за ним с плетью. Далее ему было приказано взять из мешка с ветошью тряпку, и начисто протереть части мангала.
После того, как он вторично провёл тряпкой по основанию, спину его вдруг резко обожгло от удара плётки.
- Ну вы видели когда-нибудь идиота глупее чем этот? - с возмущением, и в то же время рассмеявшись, воскликнула Вероника. - Ты хоть понял, что сейчас сделал? Для чего нужно именно два ведра? Два, а не одно?
- Пп-пполоскатть... Т-ттря-яп-ппку... Г-ггосп-ппожа Вероника... - сжавшись и припадая к земле, пролепетал Олежка, поворачивая втянутую в плечи голову и пугливо глядя на госпожу.
- Так! Прополоскал в одном, выжал, и? Что дальше?
- П-пппротт-тирать...
Широко размахнувшись, девушка со смехом вновь огрела Олежку.
- Говорят, очень долго доходит до жирафа. Если это так, то трудно и представить, на сколько порядков жираф сообразительней вот этого бамбукового обрубка! - Вероника постучала костяшками пальцев Олежке по темени. - Даже звук какой! Как по пустому ящику! Слушай меня! И пока я буду говорить, одновременно закреплять в тебе услышанное будет плётка! Так!... Второе! Ведро! Предназначено! Для! Того! Чтобы! Намочить! Уже! Выполосканную! Тряпку! И! Уже! Протирать! То! Что! Надо! - раздельно выкрикивая каждое слово, и при каждом хлёстко стегая Олежку, произнесла она. - Теперь всё понял? Или повторить заново?
- Н-ннетт, всё пп-п-понятно, госпожа Вероника... - и Олежка, стараясь работать побыстрее, продолжил дело.
- Так и поживее! Сучками своими кривыми веселее пошевеливай! Коряга! Сухостой! Вот посадим тебя жопой на углетушилку как на горшок, и будешь сидя на ней обтирать! Пока не закончишь! - плётка периодически прогуливалась по нему, чтобы он не терял темпа.
- Ну, тогда уж точно он закончит всё за пять секунд! - расхохоталась Марина.
- Я ж говорю, он только на углях и способен нормально шевелиться! - посмеивалась Женька.
Окончил он это задание достаточно быстро, хоть и под язвительные реплики девчонок, что сделать это можно было б вдвое быстрее. Прислонив части мангала к компостным ящикам, сушиться, вылил в компост воду из вёдер. И как только отнёс их на место, руки ему сомкнули наручниками, и волоча за цепочку, плёткой погнали уже прямо к скамье - на расправу. Следом, прихватив в дровянике рабочие рукавицы из очень плотной ткани, поспешала Лера.
Но девки почему-то не спешили начинать истязание. Олежку вновь поставили на колени у заднего конца скамейки, а Лера вдруг отправилась в дом.
Пока она отсутствовала, и достаточно долго, Марина развернула и растянула на земле кнут. И опять у Олежки противно заныло внутри, в низу живота словно зашевелился холодный червяк. Даже солнечный свет припотух, показался не таким ярким. По всему его телу пробежала дрожь, встряханулись плечи. Вот сейчас вернётся Лера, и этот адский "инструмент" станет полосовать его, взрывая внутри невыносимую обжигающую боль...
Девки заметили его состояние, стали пересмеиваться.
- Страшненько немножко? - Вероника положила ладонь ему на макушку. - Бояться надо было раньше, когда ты хотел убежать от нас. А теперь - обратной дороги нет, слёзы не помогут. Теперь придётся тебе внушать, чего делать категорически нельзя. А, не будешь больше? Но это потом! - она с усмешкой погладила Олежку по голове.
Лиза с некоторым даже изумлением осмотрела предмет, который очень скоро ей надлежало взять в руки. Приподняла его, встряхнула. Сделала пробный замах.
- Это не так сложно как кажется сначала, - успокоила её Женька. - Мы все уже поработали им всласть. Я тоже думала, что не получится, что не сумею и оторвать от земли его конец. Но стоит лишь приноровиться, и он сам летает, только махни рукой.
- В горизонтальной плоскости стегать было легче. А вот сейчас, перебрасывать через себя... Тут снова придётся приноравливаться, - также разглядывая кнут, нерешительно пожала плечами Вероника.
Лиза ещё несколько раз взмахнула, стараясь попадать всеми тремя хвостами в какое-то одно место, с каждым разом усиливая удары, делая оттяжки, резким рывком локтя назад добиваясь максимальной хлёсткости удара. Девки одобрительно кивали, глядя как быстро она "осваивает" новый для неё "инструмент".
- Я слышала, что в старину будущие палачи учились целый год, а то и больше "науке кнутобойской". И как доводить кнут до ума, и меткость, и силу удара. "Кнут между двумя кирпичами прокатай, дёгтем промасли. Концы трёххвостки завей барашком. В молоке стельной коровы вымочи, и на солнышке просуши. И тогда они, на ветерке подсохнув, станут аки когти зверины" - поделилась познаниями Женька.
В этот миг из дома вылетела Лера. Даже издалека было видно, что она задыхается от смеха. Девки, предчуя какое-то веселье, заранее заулыбались, подавшись навстречу бегущей подруге.
- Девочки, вы даже не представляете! Готовьтесь, тут лопнуть можно со смеху, потом покажу, это будет ваще! - кое-как произнося слова, через смех пробулькала Лера.
- Что там? Скорее уж! - захихикали девчонки.
- Короче... В общем, так... - насилу взяв себя в руки, наконец сумела что-то сказать членораздельно Лера. Подойдя к Олежке, она стала прохаживаться около него взад и вперёд. - Как всегда, я проверяла на его телефоне эсэмэски, которые каждый день шлёт его тупая мамаша своему ненаглядному сыночку. Обычно я писала в ответ, что всё хорошо, обычно, и так далее. Но сейчас для смеха решила попробовать по-новенькому, и отправила ей, ну, от него как бы, в таком смысле, что "я сегодня в гостях, на даче у знакомой девушки, и тут же ещё несколько её подруг... Девушки заботливые, весёлые, ласковые, хозяйственные, кормят хорошо, сытно и вкусно...". И ещё в таком же роде.
Девки секунду-другую смотрели на неё, всё более вытаращивая глаза, и вдруг почти одновременно разошлись, задыхаясь, гомерическим смехом, изгибаясь приседая, и чуть не падая.
Всеобщая безостановочная смеховая истерика длилась наверное более пяти минут. Девчонки задыхались, не в силах ни остановиться, ни произнести хоть какой-то звук, смеялись до потери сил.
- Заботливые... Да... Заботимся... - отдуваясь и пыхтя, наконец кое-как выговорила обрётшая хоть какой-то дар речи Марина. - Ну да, заботимся не жалея сил! Воспитываем с вниманием и любовью, следим за поведением! А уж воспитания без наказаний не бывает, так что силёнок тратить приходится немеряно! И кормим вкусно, самой вкусной и полезной кашей - берёзовой! Навалим хоть целую бадью, да с верхом, и кушай до отвала на здоровьичко! И добавки дадим сколь желательно! Ничего не жалко!
- Ну, и ласковые, как без этого! - прохлюпала Вероника. - Ласкаем чем только придётся! - она натянула плётку, и держа её поперёк его тела, нежно касаясь, провела ею сверху вниз по Олежкиной спине.
- Да вы послушайте, это только начало! Ничего пока особенного! Самое-пресамое будет сейчас! - прихлопнула себя по ляжкам Лера. - Как вы думаете, что сразу ответила его мамаша? Эта истеричная курица тут же затряслась, и прислала в ответ, что позвонить и разговаривать она не может, это очень дорого, но написа-а-а-ала-аа! Как вы думаете, что? Представляю, в какую истерику там впала эта дурища, как заголосила! Как и положено такой глупой утке как она, разумеется всполошилась! И в ужасе! Тут же понеслась бессвязица. В таком смысле, что как он мог, стоило ей только отвернуться, и он уже делает что-то по-своему, и прочее квохтание. И - внимание, вишенка на самом верху! - что ему ещё рано прогуливаться с девушками! Понимаете? Эта гусыня всерьёз считает, что ему - РАНО! - Лера пихнула Олежку коленом в спину. - Эта твоя тупая овца, эта свиноматка, которая восемнадцать лет назад опоросилась тобой, выплюнула тебя из своей пиздищи, на полном серьёзе считает, что тебе ещё рано знакомиться с девушками! Ну-ка, повторим это вслух! Три, четыре!... Ещё! Рано! Знакомиться! С! Девушками! Кто-то что-то здесь понял?
Взрыв истеричного смеха заглушил её последние слова. На сей раз девчонки не могли остановиться наверное втрое дольше прежнего, взрываясь новыми и новыми залпами смеха до полного обессиливания.
- Не, это действительно - "ваще"! - вытирая слёзы, кое-как сказала наконец отдышавшаяся Марина. - Сейчас - "рано"! А когда ж будет уже "впору"? Годам этак к семидесяти пяти? Или к восьмидесяти?
- Не К восьмидесяти, а ЧЕРЕЗ восемьдесят лет! Даже к девяносто девяти годам! А жениться - в сто пять, не раньше! Если дотянет конечно! И если найдёт ещё ровесницу! - тяжело дыша, едва слышно профырчала Женька, встряхиваясь и колыхаясь всем телом от остаточных приступов смеха.
- Так я ещё не закончила! - подняла вверх указательный палец только что пришедшая в себя после смехового буйства Лера. - Эта пустоголовая курица скинула ещё несколько эсэмэсок, и общим смыслом это выглядит так - "ты за моей спиной принимаешь для себя решения? хочешь уйти в самостоятельную жизнь? ты представляешь, что это такое? как же ты сможешь жить без меня, ты ж без меня пропадёшь, ты же совершенно ещё неприспособленный, и вряд ли сможешь быть самостоятельным когда-нибудь!...", и в этом же духе! Одним словом, эта всполошная утка на всём серьёзе считает, что ещё с полвека, ну пока не повзрослеет, или пока она жива, он должен держаться за её подол, и - ни на минуту от мамкиной юбки даже на полшага! И только слушаться, что говорит ему мамочка! Что-то по-своему? Ни-че-го! Одним словом, ему ещё надо подрасти!
Уже обессиленные от долгого смеха девки лишь вяло всхохотнули.
- Вин ще малый! Это было и так заметно. С первого ж взгляда! - сказала Женька, переглянувшись с Мариной. - Мы тогда, в кафе, в две минуты раскусили его!
- Слушаться он действительно должен. Слушаться, и только слушаться! Приказов госпожей! Так что его мамашка должна быть нам благодарна, именно на беспрекословное послушание мы и дрессируем его! Каждую минуту! У нас-то как раз по-своему и не вздохнёшь! - Вероника потрясла в воздухе плетью.
- Эта старая ослица права только в одном - что он абсолютно неприспособленный. Ни к жизни, ни вообще к любому делу. Не понимает только, что виновата в этом она одна! И что главное, лишь усугубляет, своей дурной опекой делает его идеальным дебилом. Во всяком случае стало абсолютно понятно, почему он настолько безголовый и безрукий. Да к тому же отставший от своего возраста лет этак на десять! - изрекла Лера. - Но это поправимо, уж мы-то исправим!
- Да какой там на десять! На все пятнадцать лет, и это минимум! - прохрипела ещё смеявшаяся Вероника.
- Если бы! Это было б просто замечательно! А на самом деле... Мозг у него развит разве что только на этапе перехода от погремушки к резиновой игрушке-пищалке! Ему только ползуночки носить, да в памперсы делать свои пи-пи - ка-ка! Застрял там намертво! - схватившись за живот, снова согнулась в приступе смеха Марина.
- Соску-пустышку сосать, да пускать слюни!
- Ну, хоть мы по мере сил переучиваем. На другую, взрослую соску! - Лера потеребила свой клитор.
- Небось ещё совсем-совсем недавно он без маменьки не ходил и в туалет!
- Да на горшочек он ходил, а мама ваточкой ему попку вытирала! С месяц ещё назад! Наверняка!
- Теперь он должен благодарить все высшие космические силы, что попал в наши заботливые руки. Если отстал от своего возраста, надо его хорошенечко подгонять, чтобы как можно скорее он догнал возраст реальный. Семимильными шагами! Мы и стараемся в поте лица, усилий не жалеючи, гоним во всю прыть, во всю силу наших средств, методов, и возможностей наших "инструментов"! - Женька с хохотом встряханула кнутом.
- У меня он тоже был бы окружён заботой, любовью. Но и при великой строгости. Если станет моей "женой", - томно вздохнула Марина.
- Это уже ты повторяешь за мной! - недовольно буркнула Женька.
- Не, просто сказала то, о чём задумала уже давно. Может, и пораньше тебя!
Лера отвернулась, загадочно и в то же время насмешливо улыбаясь. И следя краем глаза, как Вероника, поджав губы, с какой-то досадой сильно и грубо натянула Олежке цепочку и беспокойно забегала взглядом, в основном с неё и на Лизу, стоящую вроде как в безразличной отрешённости, но также исподлобья внимательно наблюдающую за остальными подругами.
- О! А если б эта бестолковая корова, его мамочка, увидела, как мы воспитываем её недомерка! Я представляю, что случилось бы с этой шваброй! Только интересно, что б произошло сначала? Обосралась бы, или окончательно тронулась бы умишком? Что сперва? - вдруг опять взорвалась хохотом Марина.
- Удар бы хватил! В ту ж секунду б и окочурилась! - прыснула Вероника.
- Вот отснять бы его телефоном видосик, ну хотя бы и прямо сейчас, когда мы будем проводить воспитательный процесс, вот этим кнутом, и отослать его мамке! Жаль только, что в форме эмэмэски такой длинный ролик не пройдёт! И не представить, что б случилось с этой тупожопой индюшкой! Истерика? Паника? И слов не найти! Как заметалась бы! Как стала б биться об пол, прыгать на стены! Не зная, куда мчаться и что делать! А с её сы́ночки в это время спускают шкуру... Сколько было бы вопля и рёву! Ещё побольше чем у него, когда кнут со всей любовью и страстью станет целовать его попошку! Действительно лишилась бы рассудка! - продолжала Марина, всхлипывая от смеха.
Лера, подойдя к Олежке вплотную, толкнула его коленом в грудь, взяла за ошейник и приподняла ему голову.
- Ответь-ка нам честно, эта безмозглая овца, твоя мамашка, раньше часто тебя порола? Или, вообще порола ли хоть раз?
У Олежки всё взвихрилось в душе. Теперь его мучительницы нарочно говорят оскорбления про его маму! Он вскинул взгляд, но уже не тот, постоянно потухший, а даже наоборот, со сверкнувшими огнём глазами. Машинально вобрал в грудь воздуха чтобы ответить достойным образом этим в край распоясовшимся садисткам. Но Лера так тряхнула его за ошейник, что голова у Олежки замоталась как тряпка.
- Та-аак! Ты сейчас вроде как хотел открыть рот? Или нам всем это показалось? Ну-ка расскажи, что ты хочешь вякнуть? К тому ж тебе ещё и что-то не понравилось? Ну? Отвечай! Это приказ! Ника, напомни ему, что приказы госпожей следует исполнять без проволочек!
Плётка обожгла Олежке спину чуть пониже лопаток.
- Нутес-с, что будем делать? Говорить, или освежать память?
- Н-ннетт, г-ггосп-ппожа Лера... Н-ннет... - от ужаса у него вмиг пересохло во рту, одеревеневший язык перестал слушаться.
- То есть, нам всем одновременно что-то показалось? Такая вот массовая галлюцинация, и причём у всех сразу? И как ты дёрнул башкой, и твой взгляд, кстати, совершенно не соответствующий положению раба. Только за один такой взгляд ты уже должен быть наказан! Хочешь сказать, что этого не было? Как называется отрицание истины? Ну? - Лера с силой потянула Олежку вверх за ошейник, задирая ему голову. - Кажется, это называется ложью? Лжёшь госпожам? Так что же такое ты хотел пискнуть?
- Н-н-ннее... Н-ннич-ччег-го, госп-ппожа Лера - начал, заикаясь, выворачиваться Олежка. Ужас просто грохнул на него, раздавил, прошиб изнутри ледяным обвалом. Тут же забылось про грязнейшие оскорбления, со столь мерзким наслаждением произнесённые про его маму. Со всё большей отчётливостью впереди замаячила новая, и далеко неслабая порка.
- Вы поглядите! Он опять продолжает лгать госпожам! Как думаете, - Лера обернулась к девчонкам - сколько ударов заслуживает его задница за столь наглую ложь? - она подняла вверх указательный палец. - Ложь госпожам! Думаю, за такое и по тридцать пять горячих от каждой из нас будет очень снисходительным наказанием? Плюс - этот подскок, ещё столько же!
- Даже щадящим. Иначе пришлось бы и это наказание разносить дня на два. Даже на три. Не выдержал бы бедняжка, боженьке душу бы отдал!
- А он пусть слушается! Будет вести себя как положено, и не будет наказан! А наказания должны осуществляться в полную силу, иначе какой от них толк!
- Он уж стал куда лучше переносить порку. Привыкает! Если в самый первый раз после десятка ударов стальным прутом уже улетал в обморок, то уж на следующий день выносил и с полсотни плетей! А сейчас как? Более сотни! И уже не по одному разу в день! Тренируется!
- Точнее, тренируем!
Олежка пищаще заныл через нос, начал оседать от враз захватившей всё тело слабости. Он бы и плюхнулся, распластавшись на земле как кисель, не держи его Лера столь сильно за ошейник.
Девчонок снова перегнуло от хохота.
- Как он струсил, бедняжка!
- Он там хоть не описался случайно?
- И обкакался б, да только недавно получил клизмы! Хоть это спасает! - слегка присев, Марина коротко но громко пукнула.
- Даже этой деревянной скамейке понятно, что его задело когда мы сказали про эту истеричку, его мамашку, то, что сказал бы в этом случае любой. Теперь окончательно ясно, почему он такой безрукий, и совершенно без малейшего зачатка мозга. Что может породить дерево? Только сучок, палку! Деревянную палку!
- Получается, мы усыновили его! Хоть временно! И, как положено заботливым мамам, воспитываем, обучаем уму-разуму!
- Буратинку доо-о-оолго придётся учить!
- Что поделать! Обязанность! Раз уж взялись! Но зато в дерево гвоздь знаний если хорошо вогнать, нужными "инструментами" разумеется, то держится всю жизнь!
- Вгоняем. Изо всех сил! - Вероника потрясла плетью.
- Так и сразу было видно, что это маменькин сыночек! Какими роскошными коврами говно ни застилай, дух всё равно выдаст, что там говно! - Лера ещё сильнее рванула его за ошейник и залепила Олежке такую оглушительную пощёчину, что в глазах у него сверкнуло десяток молний. Не успел он и опомниться, как она "поправила" его с другой стороны, и вновь тряханула за ошейник.- Так что? Будешь отвечать на вопросы? Или ждёшь более эффективного воздействия?
Вероника накинула плётку ему на шею, и упёршись коленом между лопаток чуть пониже плеч, с силой натянула концы плети. Голова у Олежки задралась совершенно вверх, дыхание перехватило. А девушка, стянув плётку у него на затылке, принялась его душить, всё сильнее и сильнее.
- Что тебе было приказано? Отвечать на вопросы? Вот и исполняй приказанное! А не то удавлю как кутёнка! - неожиданно сняв удавку, она так полоснула его по лопаткам, что вдоль спины потекло несколько ручейков крови. Олежка дико заорал, извиваясь и подпрыгивая на коленях.
- Д-да? Ч-чтто, г-госп-ппожа Лера? - затем с какой-то безнадёжностью он поднял глаза на свою хозяйку.
- Да... Уж... - демонстрируя полную безнадёгу, покачала головой Лера. - Совершенно запущенный случай! Дебил! Редчайший! Уже позабыл, каков был вопрос? Или прикидываешься? Хорошо, я напомню, а ты, Ника, закрепляй! Итак, вторично спрашиваю, ты хотел открыть рот? Да? Да или нет? Не вздумай отговариваться, будет только хуже!
Плеть жутко обожгла его спину.
- Д-дда, госп-ппожа Лера... - проныл Олежка.
- Вопрос второй, предпоследний. Надеюсь, он не обременит своей сложностью твой слабенький мозг. А именно - что ты хотел там вякнуть?
Вероника тут же протянула Олежку плёткой.
- Язык проглотил?
- Я-а-а... Хоо-оотеел поп-просить не... Н-нее говориить плохо про мою ма... маамуу... - заикаясь, взвыл он под ударами плети.
Лера расхохоталась.
- Хо! Попросить? Ты сказал - "попросить"? Словно я не видела, как ты смотрел! Готов был в волоса вцепиться и глаза выцарапать! Даже горло перегрызть!
- Оне осердиться изволили-с! - рассмеялась Марина.
- Да только за один этот внутренний взрыв его следует пороть и пороть, хоть до смерти, если не выдержит! - Вероника со свистом взгрела его плёткой. - Как это раб может быть недоволен, что говорят госпожи? А здесь - целый внутренний бунт! Это надо немедленно пресекать! Выбивать и выбивать! Беспощадно! Со всею строгостью!
Женька коленом приподняла под подбородок Олежке голову.
- Сейчас ты скажешь следующее: что твоя матка-свиноматка, эта колченогая кляча - дристливая безмозглая курица. Начинай! Ну? Не слышу! - она треснула коленом под челюсть моментально вспыхнувшего Олежку.
- Как думаете, девочки, сколько ему следует назначать? За всё сейчас произошедшее? Я так полагаю, по пятьдесят ударов от каждой из нас, половина крапивой, и половина - розгами, окажется минимальным, чего он заслуживает? - обратилась к подругам Лера.
- Да это вообще ничто! Я думаю, минимум - это вдвое больше! - выкрикнула Марина.
- Го-ооспп-пожа... Лера... Я... С-сей-ччас... - взныл Олежка. - Моя... М-ма-мма...
Женька вытянула его цепочкой.
- Такого дауна не выучит никакая палка! Ты слышал, что именно и как следовало сказать? Или ничего не запомнилось? Повторяй за мной - "...матка-свиноматка, эта колченогая кляча...". А ты, Ника, накаливай его почаще, после каждого слова! Три! Четыре! На-ачинай!
- Моя... Матка-свиноматка... - выдавил он из себя.
- Не слышно! Эта бестолковая мартышка вздумала издеваться над нами? Тут дня три его следует пороть за все эти фортели! Забыл, что госпожам надо отвечать ясно и отчётливо? - Женька опять стеганула его цепочкой.
Под хлёсткими ударами плётки, сопровождавшими каждое слово, Олежке пришлось произнести мерзкие оскорбления про свою маму. После чего Женька врезала ему подзатыльник.
- Ну, вроде ничего. Так и быть, завтра накажем тебя, как это говорилось, "с пощадою". Как смотрите, девочки?
- Можно. Как, чем, и сколько - там решим. Но всё равно так, чтобы больше неповадно было психовать, если что-то не понравилось! - отозвалась Лера. - Получив достаточное наказание, дальше начнёт лучше задумываться, что рабу можно, а чего нельзя, и не забываться.
- Видимо мы всё же плохо его дрессировали. Были чересчур снисходительными. Упустили, не обратили внимания на некоторые моменты, за которые ещё тогда надо было драть без жалости!
- Слышь, ты, щенячий понос! - Женька съездила его по макушке. - Тут до тебя у нас недолго было одно мясо. Это был реальный имбицил, без преувеличений. Даже не мог правильно выговаривать слова. Так вот, чтобы хорошенько надрессировать его на послушание, мы велели ему съесть кактус. И как ты думаешь, что было? Ну да, конечно ж он его съел! Потому что даже такой слабоумный прекрасно понял, что за непослушание будет ещё больнее! Плакал, но грыз! И вроде ему всё понравилось! Неудовольствия не показал!
- Ну да, было! - с хохотом подтвердила Лера. - Жаль, здесь в доме нету кактусов, но когда вернёмся обратно, можно будет сбегать в цветочный магазин, да и его угостить этим верблюжьим лакомством! Я уверена, и ему понравится!
- Да такого понятия как "не понравилось" не должно быть в понимании вещей у раба! Вы вообще, перескажите себе вслух - "Раб возмутился словами госпожи"! Раб, оно же вещь! Что делают с собакой, если она рычит на хозяина? - добавила Марина. - Вот как было в Камбодже, тогда Кампучии? При любом подозрении что кому-то что-то не понравилось - сразу мотыгой по башке, и черепушка надвое!
- Это при Пол Поте, тогда были запрещены любые эмоции. Плакать, смеяться... За это уничтожали, как негодный для строительства "новой жизни" биомусор.
- Это была их политика, ладно. А с ним, я смотрю, придётся хорошо поработать. Такие поползновения следует вышибать без жалости, выкорчёвывать из глубины натуры. За эту вспышку его бы лупить с полдня, да на следующий день ещё добавить! - процедила Вероника, сильно дёрнув Олежку за цепочку.
- Я смотрю, ты готова запороть его насмерть. Хоть прямо сейчас, - тихонько шепнула ей Лиза. - Не боишься, что потом ты одна и будешь отвечать?
- Сделаем же так, что и не найдут. Пропадёт без вести. А вообще-то, к слову, в Римской Империи, примерно со времён правления Северской династии, считалось, что господин, засекший раба насмерть, делал ему добро. Так как хотел его исправить. Да только раб оказывался менее крепким, чем полагали.
Лиза лишь отмахнулась и поморщилась.
- Неизлечимо... - прошептала она.
Лера снова потянула Олежку вверх за ошейник.
- Ну, и вернёмся к ранее заданному вопросу. Мы не успели получить ответ. Эта безмозглая обезьяна, твоя матка-свиноматка, порола тебя когда-нибудь?
- Н-ннет, госпожа Лера. Бы... Было раза два в жизни, хлопнула ремнём... По одному... Разу... Н-ну, или... Ещё шлёпала... Рукой... Н-нее-сколько... Раз...
- Одним словом, воспитания не получил! Вырос ленивый, тупой, избалованный, а почему? В период развития в нужные моменты жопа не была драна! Вот сейчас нам приходится навёрстывать! Полной мерой додавать тебе то, чего ты недополучил когда-то! - скорее обращаясь к девчонкам, подняла вверх указательный палец Лера. - Что ж, начнём очередное воспитательное действие! Но вначале создадим для такой важной изнеженной персоны соответствующий его положению комфорт! Чтобы было и тепло, и мягко! - и надев рукавицы, Лера принялась раскладывать на скамейке оставшуюся крапиву, в несколько слоёв, так, чтобы эта подстилка оказалась почти по всей длине Олежкиного тела. - Его изнеженность привыкла к максимальному комфорту! Так уж его приучила заботливая мамочка, что ж, придётся следовать и нам! А то вдруг мамочка расстроится и заплачет? Потому что по-другому он не может, не дай бог заболеет! Во-от какую мягкую тёплую перину мы постелим этому панычу, нашему любимому воспитаннику, на зависть всем царям и султанам! - Лера настилала стебли слой за слоем, тщательно укладывая их.
- Главное, что перина не просто тёплая, а очень тёплая, на такой не простудишься! Сама по себе греет, не хуже печки!
- Уж коли взяли мы его у такой заботливой маменьки, приходится и самим проявлять не меньшую заботу!
- А что? Вот юные спартанцы, когда их приучали ходить без одежды, на ночь делали себе подстилки из крапивы. Ночи там были всё ж холодные, особенно зимой. Крапива не только жгла, но и в какой-то мере и согревала, хоть не заболеешь!
- А то мамочка беспокоится! Хорошо ли спит её сыночек, мягко ли ему, тепло ли укрыт, есть ли у него молочко в бутылочке, и всегда ли оно тёпленькое!
С первой же секунды у Олежки всё похолодело внутри. Так вот для чего девки берегли остаток крапивы! Теперь... Ложится на эту с виду пышную от торчащих листьев застилку! Которая обнимет со всех сторон обжигающими объятиями, на эти стебли, жгучие как огонь! И не избежать! Он беззвучно всхлипнул.
Вероника, глядя на бледнеющее с каждой секундой Олежкино лицо, в предвкушении его скорых мучений и представляя, какой ужас сейчас бушует в нём, стала всё чаще сжимать бёдра, тереть ногу об ногу, проводить ладонью по лобку. Клитор у неё набух и выпрямился, приоткрывая источающую соки щёлку. Наконец она не выдержала.
- Слушай-ка, - как-то виновато глядя на Лизу, произнесла она, - позволь ненадолго попользоваться им, а? Совсем быстро? - и не дожидаясь ответа, она встала прямо перед его лицом и расставила ноги. Взяв за волосы, запрокинула ему голову назад и сильным движением всунула её промеж своих бёдер, прижала губами ко всё более раскрывающейся щёлке.
То медленно, то постепенно убыстряя шевеление ртом по внутренним губкам, одновременно втыкая язык в вагину, с каждым разом всё глубже, Олежка принялся ублажать госпожу. Та, поворачивая ему голову, ставила её в разных положениях относительно щели, двигала вдоль промежности, одновременно делая толчки бёдрами. То утапливала его лицо почти целиком во влагалище, то почти полностью отпускала. В последние минуты всунула ему в приоткрытый рот набухший, очень крупный, далеко выдавшийся клитор.
- Сильнее соси! - вконец возбуждённая девушка впилась ногтями в кожу на его голове, с необычайной силой схватила за волосы и потянула так, что они даже затрещали.
И как только Олежка стал засасывать короткими быстрыми засосами, резко отпуская и всасывая вновь, Веронику встряхнуло. Громко замычав через нос, она несколько раз вскрикнула, прижала Олежку к лобку, вертя животом, и ещё через полминуты отбросила его назад, глубоко дыша и постанывая.
Из уже приготовленного ведра с водой ему велели ополоснуть лицо, прополоскать рот, глотая воду. Лера постукала рукояткой кнута Олежке по затылку.
- Постеля застелена, со всеми удобствами. Не хуже чем в президентском номере гранд-отеля! Сам ляжешь, или помочь? Смотри, если придётся тебя тащить, да ещё ты станешь трепыхаться, получишь немалой добавки! Так что думай, мы долго не ждём!
- К великому сожалению, думать он не обучен. За него всю жизнь думала его мама. А какие думы может вложить такая тупая тёлка как его мамочка?
Олежка с жутью во взгляде посмотрел на устеленную крапивой скамью. Вдруг, как-то само по себе, в его голове пронеслась мысль, что хоть он и заработал на завтрашний день лишнюю крепкую порку за то, что воспротивился тогда, в предбаннике, пожеланиям Лизы, но что было бы, если б она действительно села к нему на член, сдвинув кожу и обнажив головку? Она наверняка б не позволила выправить кожу обратно. Теперь пришлось бы этим почти что голым мясом лечь на крапиву? Да это ж пострашнее всякой порки! И, не в состоянии ещё сделать движение, он всё смотрел и смотрел на своё адское ложе.
- У него что, опять потерялась связь между мозгом и двигательным аппаратом? - услышал он окрик Женьки. - Так возьмём-ка его под локотки, под рученьки белы! Воздадим почёт столь важному пану! Как великому хану! Уложим на княжью перину!
- Да ему понравился наш кнут! Хочет получить побольше? Почему б не удоволить столь горячее желание? - Марина уже двинулась к нему, готовая схватить и тащить на место истязания. Следом за ней шагнула и Женька. Вероника рванула за цепочку и настегнула Олежку плетью.
- Ты нам тут истеричную барышню не кочевряжь! Это ещё пустяки! А не то вот отвезём тебя в лесок, законопатим рот поплотнее, покрепче свяжем, например проволокой, а там выберем муравейник побольше, и усадим тебя на него! Да вглубь него тебе ноги до колен закопаем к тому ж! А если он ещё и под деревом, то и к дереву прикрутим, не убежишь! Что с тобой будет через сутки, как полагаешь? А?
- Я... Я... С-ссейч-час... - Олежка подпрыгнул, дёрнулся, и ковыляя на четвереньках, с тёмной от ужаса пеленой перед глазами, еле дыша пополз к скамье. Каждый шажок, ему казалось, растягивался на целую вечность. Вот он приподнялся. Поднял и закинул ногу. Опёрся руками и лёг на застеленную толстым обжигающим слоем крапивы скамейку.
Снизу будто полыхнул огонь, опалил его от груди и до середины голеней. Особенно сильно обожгло живот, яички и член, верхние части бёдер. Он со стонами вытянул скованные руки.
- Вот и умница! Здравый рассудок всё же есть, и он победил! - рассмеявшись, воскликнула Лера. - Будь всегда таким послушным мальчиком. Девочки! Не теряем время, вяжем его покрепче!
Олежка не успел ничего сообразить, как его за ноги подтянули к самому концу скамейки, так, чтобы ступни свешивались с её торца. Наручники вмиг были сняты, и взамен них Марина опутала ему запястья прочной грубой верёвкой, а Вероника стала обматывать ноги.
- Не так делаешь, смотри, так лучше! - поправила её Марина. - Видишь, накладываешь верёвку серединой, и окручиваешь каждую руку. Каждую сторону верёвки - навстречу друг другу. Обмотаешь раза два, потом окрути обе руки, в твоём случае - ноги, вяжешь узел. Пропускаешь в середине, обматываешь саму верёвку пару раз, стягиваешь и завязываешь. И привязывай к чему надо! Когда я работала в психбольнице, именно так там вязали всяких там скандальных, непослушных, или тех кто думал, что у него есть какие-то права. - она гоготнула. - Вот так, правильно! - кивнула она Веронике. - Но это были "лёгкие вязки", чаще каждую руку и ногу привязывали к своей стороне койки, да ещё пропускали под мышками, и вязали к спинке кровати. Я например, когда не было врачей, чтобы они как будто бы "ничего не знали", старалась завязывать в неудобной позе. Ну, там руки завернуть, загнуть ноги, подсунуть что-нибудь под поясницу чтобы выгнуть вверх. Или развести ноги пошире, да покрепче прижать костями к железной раме койки. Ну и обвязав потуже, продержать на вязках подольше, часов пять или поболее... - рассказывая как она издевалась над больными, Марина туго стянула Олежке руки, и натянув верёвку, привязала её к ножкам скамьи. Обратным ходом вновь пропустила меж запястий, и притянула к скамейке руки до самых локтей, перебрасывая крест-накрест, навстречу друг другу, обе стороны верёвки. Туго привязала Олежку чуть ниже плеч, у подмышек, с силой прижимая его коленом.
Точно так же Вероника притянула ему ноги - лодыжки и у колен, крепко привязала у поясницы. Теперь он мог только кричать и подёргиваться телом.
- Ну вот и всё вроде бы! Объект к воспитательному воздействию готов! Можно начинать! - выкрикнула Марина и крепко шлёпнула Олежку по попе.
Продолжение следует...