Синтия Фокс

Через одиннадцать дней после того как мы расстались с Энджи, я случайно наткнулся на Джеффа, сидящего за столиком в "Сомбреро Джека". Он был с женщиной, поэтому я постарался свести разговор к "здравствуй — до свидания", но Джефф настоял, чтобы я составил им компанию.

— Пол, это миссис Фокс — Синтия Фокс. Синтия, это Пол. Мы много лет назад вместе работали в Блекстоке.

Я приподнялся и протянул руку, чтобы пожать мягкие безвольные пальчики.

— Зовите меня Син.

Кончики ее пальцев задержались на моей ладони на долю секунды. Или мне это только показалось?

Я совершенно точно знал, почему Джефф так настаивал, чтобы я посидел с ними. Ему хотелось, чтобы я разглядел ее получше. Он всегда, хоть и в шутку, но завидовал мне. Я выше его ростом и в отличие от Джеффа сохранил на голове все волосы. В старом офисе в обеденные перерывы вокруг моего стола частенько крутились разные девушки и шутливо кокетничали со мной. Это ровным счетом ничего не значило, но на Джеффа внимания никто не обращал. И он обижался.

А сейчас он был с женщиной — женщиной взрослой и очень привлекательной, я же был один. Джефф хотел извлечь из данной ситуации максимум выгоды. Я ничего против этого не имел.

Он сказал:

— Мы с Синтией живем вместе. Я ответил:

— Тебе повезло, — и не покривил душой. Ее возраст выдавали только морщинки от смеха вокруг больших темных глаз. Черные кудрявые волосы коротко подстрижены, тело гибкое, с полной высокой грудью, выглядывающей из глубокого выреза черной вязаной облегающей кофточки. Лифчик она не носила. Он просто не был ей нужен.

Джефф сделал заказ и теперь вертел в руках оставленную на столе золотую кредитную карту, дабы быть уверенным, что я ее заметил. И я твердо решил, что, когда придет мой черед платить по счету, расплачусь наличными. Ведь появление моей золотой карты испортит ему всю игру.

Джефф рассказывал о чем-то очень впечатляющем — огромных контрактах с Чили и еще о каких-то делах такого же сорта. Он, кажется, продавал сборные дома. Вполне возможно, что усердно трудился. У него были большие синяки под налитыми кровью глазами. Я слушал его вполуха и не отрывал глаз от Син, ведь именно этого он хотел.

Вскоре Син извинилась и отправилась в туалет. Я наблюдал, как она, покачивая бедрами, исчезает в темноте.

— Ну и что ты о ней думаешь? — спросил Джефф.

— Симпатичная и очень сексуальная. Сказать о ней что-нибудь еще мне было сложно, поскольку за столом она не промолвила ни слова.

— Ты и половины всего не знаешь. Предполагалось, что я должен поинтересоваться подробностями. Но я не стал. И вовсе не потому, что являюсь ханжой. Просто я считаю, что некоторые темы обсуждению не подлежат.

Вернувшаяся Син казалась взволнованной. Ее руки постоянно находились в движении: они то теребили маленький стеклянный шарик, в который была вставлена свеча, то расставляли приправы на столе или доставали из сумочки носовой платок и безжалостно его рвали. У нее были красивые руки: тонкие пальчики, длинные ногти, очень яркие, накрашенные розовым лаком. На запястьях просвечивали голубые вены. Чуть выше на ее бледных руках были видны синяки и царапины, как будто она за что-то зацепилась браслетом, а потом дернула руку, также это было похоже на след от веревки.

Но это уже меня не касалось.

Вырез на ее кофточке как будто стал больше, а может, так казалось оттого, что она наклонилась ко мне. У нее на шее я заметил розовую родинку, еще одна величиной с отпечаток большого пальца была на правой груди.

Но и это тоже меня не касалось.

И уж никакого дела мне не было до того, что рука Джеффа скрылась под столом, и Син вздрогнула, по-прежнему не сводя с меня взгляда.

Они поднялись, собираясь уходить, и Джефф с плотоядной улыбкой произнес:

— Синтия, пора в постель.

Она крепко сжала мою руку на прощанье. Это уже не было слабеньким прикосновением пальцев. Что-то вдавилось мне в ладонь.

Я подождал минут пять, прежде чем посмотреть, что это было. У меня в руке лежала записка, написанная на салфетке, которой в туалете вытирают руки, и ключ.

Записка гласила: "Нам надо встретиться. Мне нужна твоя помощь. В полдень" Далее был адрес и поцелуй, оставленный накрашенными губами. Бумага была влажной. Что это: слезы или мокрые ладошки?

Они вроде бы должны жить вместе, но, может быть, Джефф соврал или, предположим, сегодня он улетает в Перу для заключения еще одной мультимиллионной сделки.

Я немного поразмышлял, но все-таки со дня расставания с Энджи прошло одиннадцать дней, и к тому же я обладаю притягательной силой для "отчаявшихся девиц", даже когда не грублю.

Я постучал в дверь ее квартиры, но очень тихо, так что внутри мой стук можно было заметить, только специально прислушиваясь. Я все еще мог повернуться и уйти, но не сделал этого.

Я открыл дверь ключом.

В коридоре было темно. Я окликнул:

— Синтия? Миссис Фоке? Син? Из-под двери в конце коридора просачивался свет. Что-то свистело и щелкало. Раздавались стоны. Я на цыпочках подошел к двери и осторожно приоткрыл ее. Комната была освещена свечами. Син лежала на кровати обнаженная, лицом вниз. Ее запястья и лодыжки были по углам привязаны к резной латунной спинке кровати. По пояс голый Джефф держал в поднятой руке вдвое сложенный ремень, который через мгновение с силой опустился на ягодицы Син.

Когда я вижу насилие, то становлюсь безжалостен. Я что-то сделал с его рукой и лицом, после чего он оказался на полу, где и лежал хныча. Я пнул его носком ботинка в бедро и сказал:

— У тебя есть пять минут, чтобы исчезнуть отсюда.

Под моим тяжелым взглядом он собрался в мгновение ока. Несмотря на то, что Син нуждалась во мне, я не рискнул повернуться к Джеффу спиной.

Как только входная дверь захлопнулась за ним, я бросился развязывать Синтию.

— Пожалуйста, там в ванной есть немного мази...

Неприлично было оставлять женщину связанной, но ведь она лучше меня знала, что облегчит ее страдания.

— У меня не получится, — сказала она. — Не мог бы ты меня намазать сам?

Я старался быть как можно осторожнее. К счастью, я успел вовремя: на ее нежной коже было всего четыре рубца. Один пересекал ее худенькие бедра, второй в области поясницы, и еще два, параллельные друг другу, пылали на ягодицах.. Были и старые шрамы, розовыми полосками выделявшиеся на прозрачной белизне ее кожи. Я нанес мазь и на них, хотя прошло уже слишком много времени, чтобы от нее была какая-нибудь польза.

— Втирай сильнее, — сказала она. — Мазь хоть и жжется, зато так от нее больше толку.

Я снова нанес мазь и стал массировать тело.

— Сильнее, — просила она. — Еще сильнее.

Я чувствовал, как она сжимается и шевелится под моими руками. В любой другой ситуации массировать обнаженную попку красивой женщины показалось бы мне очень сексуальным, но сейчас сочувствие к ней пересилило во мне все другие чувства.

Я вытер руки и развязал ее. Она перевернулась на спину и села, однако даже не сделала попытки прикрыть чем-нибудь обнаженное тело. Я заметил атласный халатик, висящий рядом с дверью, и накинул его на Синтию.

— Не оставляй меня одну. Вдруг он вернется, — она взяла мою руку и прижала к своей груди. — Я хочу, чтобы ты был со мной сегодня ночью.

— Я посплю на диване.

— Ну если тебе так хочется.

Нет, мне хотелось совсем другого. Теперь, когда ее обнаженное тело было прикрыто, а сама она свободна, все мое существо реагировало на нее должным образом, но если бы я попытался воплотить мои желания, то получилось бы, что я воспользовался ситуацией. Да и разве легко решиться обнять женщину с такой нежной попкой.

Она принесла мне кофе, по-прежнему голая под атласным халатиком.

— Ты куда-то торопишься?

— На работу, к сожалению.

— Не мог бы ты перед уходом еще раз натереть меня кремом?

Она легла на живот и подняла халатик до талии. Рубцы на ее коже превратились в синяки. При дневном свете я с облегчением заметил, что кожа не повреждена. Крем, должно быть, охлаждал ее горящие раны; она вздрагивала от удовольствия, а не от боли. Когда мои пальцы случайно забрели в складочку между ягодицами, она возбужденно застонала.

— Ты вернешься? — спросила Син.

— После работы. Около шести.

— А на ленч?

— Извини, не получится.

Когда я вернулся, меня ждал стол, сервированный на одного, и поднос с печеным картофелем и грибами. А также бутылка красного вина и два полных бокала. Она была в том же халатике на голое тело, но заметно посвежевшая, видимо, после принятия ванны. Играла кассета, на которой Орфа Китт хрипела о том, как ей хочется, чтобы кто-нибудь ее связал.

— Ты не будешь есть? — спросил я.

— Нет, я уже поела. Я буду смотреть на тебя.

Пока я ужинал, она действительно смотрела на меня.

— Ты мой спаситель.

— Какая ерунда.

— А знаешь, что говорят китайцы, если кто-то кого-нибудь спасает?

— Что?

— Что ты становишься ответственным за того, кого спас. Он принадлежит тебе, и ты должен заботиться о нем.

— Мы же не в Китае, — ответил я, но невольно задумался.

Идея "обладания" ее напрямую была связана с потребностями моего либидо.

— Ты мой рыцарь в сверкающей кольчуге, — сказала она. Я пожал плечами.

— Я тебе должна.

— Да нет, вовсе нет.

— Ну уж по крайней мере это. Она подошла и села ко мне на колени. Я едва успел вздохнуть, как она обняла меня за шею, нагнула голову и прижала свои губы к моим.

Она целовалась превосходно, но необычно, если, конечно, поцелуй вообще может быть обычным. Чуть-чуть отстранив от меня лицо, она водила влажным от вина язычком по моим губам. Я хотел прижать ее к себе, но она не давала мне сделать это. Ее язык как будто слизывал с моих губ оставшийся от бифштекса жир. По-прежнему не давая мне шевельнуться, она разомкнула мои губы язычком и проникла внутрь, где он скользил и извивался, занимаясь любовью с моим ртом.

Пока язык совращал меня, ее страстная попка все сильнее прижималась к моим бедрам. Я был очень расстроен подобной нескромностью. Но мой член — нет. Он наслаждался каждым ее движением.

Син на мгновение отпустила меня и отпила из бокала. Ее губы накрыли мои, и вино, сладкое и теплое от ее слюны, полилось мне в рот.

— Угости меня вином, — прошептала она. — Вылей его в меня.

Она широко, как голодный птенец, открыла рот, и вино струёй потекло из моего рта в ее. И чем больше вина проникало в нее, тем яростней отплясывала свой фантастический танец ее попка.

— Тебе не больно? — спросил я. Она вскочила. Повернувшись ко мне спиной, она нагнулась, приподняла халатик и, оглянувшись на меня через плечо, спросила:

— Видишь? Почти прошло. Все что ей нужно, это...

— Это?

— Поцелуй.

Что мне оставалось делать? Я поцеловал ее в ягодицу, но она выгнулась еще сильней, и я стал лизать тот маленький кусочек тела, что отделяет влагалище от ануса.

— О, да, — стонала она. — Какой ты нежный, ты сводишь меня с ума. О еще, еще!

У меня было достаточно женщин, и они были абсолютно непохожи друг на друга, но ничего подобного в моей жизни не было. Мне случалось целовать женские ягодицы, но чтобы при этом я не смел дотронуться до их груди! Да и заниматься любовью при таких странных обстоятельствах мне тоже не приходилось.

Необычность этого акта любви возбуждала меня невероятно. Я нежно покусывал низ ее спины, щипал и лизал ягодицы. Она повернулась ко мне и, стоя на коленях, сказала:

— Погладь меня, пожалуйста. Где? Да где угодно. После того как ты целовал женщину в самые интимные места, о скромности можно забыть.

Я дернул за податливый поясок халата. Медленно провел левой рукой по ребрам, наслаждаясь нежностью кожи, и дотронулся до ее восхитительной груди. В это время моя правая рука спустилась вниз, скользнула по ее бедрам, поиграла кудрявыми волосиками и достигла горячего влажного лона. Я просунул три пальца ей во влагалище и начал медленно двигать ими вверх-вниз. В это же время я целовал и кусал верхнюю часть ее ягодиц, прямо над анусом, и мял правой рукой твердые соски.

— Я сейчас кончу, ты так замечательно это делаешь, — сказала Син. — И, пожалуйста, не удивляйся, если будет очень мокро. Я всегда так кончаю.

Я не знал, что именно из того, что я делаю, ей так нравится, поэтому продолжал в том же духе. Моя левая рука все сильнее ласкала ее грудь, не вынимая двух пальцев из влагалища, третьим я нашел ее клитор и начал тереть его, мой язык путешествовал от ануса до копчика.

— Сильнее, — простонала Син. Тут она была неоригинальна. Я сильнее сжал ее грудь, просунул во влагалище большой палец, чтобы остальные могли свободно манипулировать с клитором, а языком ласкал отверстие вокруг ануса.

Совершенно спокойным голосом она произнесла:

— Я сейчас кончу, но ты не беспокойся, я могу это делать много раз подряд.

Она вздрогнула на моей ладони и бурно кончила. Син не обманула меня, — было действительно очень мокро. Моя рука покрылась влагой до запястья. Ее выделения пахли свежеиспеченным хлебом.

— А теперь сделай так, — она взяла мою руку и с силой хлопнула себя по мягким, сочащимся влагой половым губам. — Бей меня сильнее, и я кончу еще раз.

Когда я бил ее по промежности, раздавался хлюпающий звук, и хотя мне казалось, что это должно быть больно, Синтия стонала и корчилась от удовольствия. Наконец она вскрикнула в последний раз и встала на четвереньки, затем, перевернувшись на спину, посмотрела на меня сквозь полуприкрытые веки и сказала:

— Я кончила три раза, теперь твоя очередь.

— Я могу подождать.

— Нет, я вся горю. Не дай мне остыть. Я горю, горю, горю, я хочу тебя, Пол. Я стал снимать пиджак.

— Нет времени, — сказала она. — Достань его и пусть он войдет в меня. Он наверняка большой, твой красавец? Очень большой?

Что тут ответишь? Я даже не пытался. Да и не нужно было. Она вскочила, скинула со стола посуду и легла на него, широко расставив ноги. Ответ на это я знал очень хорошо. Розовое влагалище демонстрировало себя во всей красе. Его истекающие соком любви губы были широко раскрыты. Я расстегнул молнию, вынул пенис и вошел в нее.

Больше от меня ничего не требовалось. Син будто сошла с ума. Она дергалась, извивалась, порывисто опускала и поднимала попку, с силой ударяясь о поверхность стола; мой член то входил в нее до предела, то оказывался почти выброшенным наружу; мне оставалось только крепче держать ее за бедра, чтобы случайно не выскользнуть из пылающей пещеры.

Я не имею обыкновения кончать слишком быстро, но в тот день все произошло практически мгновенно. Мой член, словно водяной пистолет, блокиратор которого не выдержал циркуляции воды, извергал из себя сперму до тех пор, пока она не начала сочиться из влагалища Син. Я отстранился от нее и сказал:

— Извини.

— В первый раз с новой женщиной всегда так бывает, ведь правда? Выпей еще вина, а я сейчас вернусь.

Я привел себя в порядок и уселся в кресло с откидывающейся спинкой. Когда Син вернулась, я заметил, что на курчавых волосках у нее на лобке блестят капельки воды, сама же она была абсолютно сухая, видимо, приняла душ.

— Что ты думаешь об оральном сексе? — спросила она.

— Я за. Ты хочешь, чтобы... Пока я восстановлюсь?

— Нет. Сиди.

Она раздела меня. Все, что я должен был делать, это вовремя приподнимать ту или иную часть тела. Ужасно сексуально, когда тебя раздевает обнаженная женщина. Мой член напрягся, но не встал. Прошло слишком мало времени после потрясающего оргазма, который я только что испытал.

Она наклонилась, взяла его в прохладную ладошку и прошептала:

— Подожди немного, и ты снова станешь большим.

— Дай ему еще несколько минут, — сказал я. Син посмотрела на меня.

— Если я говорю, что он встанет, значит он встанет. Теперь я буду осторожной.

Это звучало как угроза.

Син села на корточки между моих голых ног. Свет падал на нее сзади. Курчавый треугольник между ее ног казался черной тенью. Я смотрел на силуэт Син, вырисовывающийся в полумраке. Влагалище казалось яйцом с трещинкой наверху. Трещина была неровной, поскольку губки были немного вывернуты. Из-за воды, оставшейся на лобке, яйцо казалось покрытым пухом.

А я был внутри этого живого яйца. Мой член разбил его скорлупу, ворвался глубоко внутрь и путешествовал по горячему, тесному и гладкому туннелю.

Я почувствовал, что возбуждаюсь.

Син откинула спинку кресла и подняла мои ноги на уровень своей груди. Моя правая нога и ее левая грудь соприкоснулись. Она слегка пошевельнулась, и нежный розовый сосок проделал волнующий путь от моей пятки до самых кончиков пальцев. Я никогда не думал, что место, где начинаются пальцы, так чувствительно. Син зажала сосок между пальцами моей ноги, и я ощутил, как он твердеет в их объятиях.

— А ты растешь! — заметила она. И была права. Мой член действительно поднимался. Син отняла у меня, а точнее, у моей ноги сосок, наклонилась и широко раскрыла рот. Она облизала мои пальцы. Я чувствовал, как ее язык снует между ними, обжигая и увлажняя одновременно. Затем она снова всунула сосок между моими пальцами и начала водить им вверх-вниз.

Мой член становился все больше. — Не двигайся, — приказала соблазнительница.

Она привстала, оперлась вытянутыми руками о подлокотники кресла и стала медленно наклоняться. Мне захотелось дотронуться до ее груди, но Син велела мне лежать спокойно. Я, веря в ее изобретательность, послушался.

Мой пенис был уже практически готов. Син наклонилась еще ниже, и теперь ее лицо с жадно открытым ртом было всего лишь в сантиметре от головки моего члена. Наконец он оказался внутри нее, миновал губы, не коснулся языка и уткнулся в дальнюю часть неба. Син на мгновение замерла, а затем, издав странный горловой звук, начала делать ртом какие-то невероятные движения, от которых по натянутой коже моего пениса будто бы побежали пузырьки, заставляя его вибрировать в тесном пространстве рта; мне казалось, что с каждым разом он проникает все глубже и глубже.

Син осторожно, на прощанье посасывая его губами, выпустила член на свободу. К этому моменту я был возбужден до такой степени, что мог кончить когда угодно.

Она взобралась на кресло. Легкие прикосновения ее шелковистой кожи к моему телу действовали на меня подобно электрическому току. Оседлав меня, Син взяла мой член в руку и вставила себе во влагалище.

Я замер, предоставляя ей свободу действий. Она посмотрела на меня грозно, почти с ненавистью:

— Не двигайся! Слышишь? Не смей! Я хочу, чтобы он стал большим, очень большим. Я чувствую, как он набирается силы.

Она смотрела мне в глаза. Ее бедра исполняли невероятный танец. Влагалище с шлепающим звуком билось о мое тело. Лицо искажала гримаса сладострастия. Ей было наплевать на мой пенис, который находился внутри нее, она сконцентрировалась только на своих ощущениях. Она не занималась со мной любовью, а использовала меня, как приспособление для мастурбации.

На губах у нее выступила пена. Глаза сделались безумными. Син вскрикнула и несколько раз несильно ударила меня, затем замахнулась в третий раз, и я невольно вздрогнул, но она попала только по спинке кресла.

— Прижми меня к себе. Сильнее.

Я обнял ее за плечи и крепко прижал теплое тело к своему. Она вырывалась, стонала, терлась клитором о мой лобок, как будто совсем забыв о члене у себя внутри.

Син застонала и, перегнувшись через подлокотник кресла, оказалась на полу — безжизненная, ослабевшая, безвольная.

А я так и не кончил. Все было просто потрясающе. Я никогда в жизни не видел женщины, настолько поглощенной собственной страстью, но я не кончил. Син выглядела абсолютно удовлетворенной, но я не кончил, и мой член напоминал мне об этом. Я взял его в руку и начал было мастурбировать, но Син вскочила и крикнула:

— Не смей! Это мое!

— Но я подумал...

— Я же сказала тебе, что могу кончать много раз подряд. Так потерпи же, черт тебя возьми!

Син дернула за рычажок, регулирующий спинку кресла, и она поднялась. Затем Син наклонилась над моими бедрами, соски ее пышной груди касались моего лобка. Мой пенис снова оказался у нее во рту. Помогая себе обеими руками, она гладила, сосала, облизывала его, то почти полностью вынимая изо рта, то, наоборот, засовывая глубоко в мягкую и влажную пещеру. Туда-сюда, вниз и вверх. Я лежал неподвижно, предоставляя ей самой довести меня до оргазма...

Мой член взорвался внутри нее потоками спермы. Она продолжала сосать его, пока он не иссяк.

— Я не потеряла ни одной капельки, — сказала она.

— Нет, не потеряла.

— И никогда не потеряю, иначе ты накажешь меня.

В первый раз за все время она заговорила о наказании. Я не обратил внимания на ее слова, решив, что это просто болтовня.

Занимался рассвет, когда Син наконец позволила мне лечь в постель. Впереди была суббота — спать можно было сколько угодно.

В полдень меня разбудил запах яичницы с беконом. После завтрака Син попросила меня сходить за вином и водкой, так как вчера мы уничтожили все запасы.

Когда я вернулся, она была накрашена и одета во вчерашнюю обтягивающую черную кофточку и черные блестящие чулки.

Я, признаться честно, намеревался продолжить наше вчерашнее занятие ближе к вечеру, а никак не в два часа дня, но мой член, "увидев" черный треугольник волос, ярко выделяющийся на белой коже в рамке из черного джерси и нейлона, все решил за меня. Я поцеловал Син и одновременно притронулся к ее ягодицам, чтобы проверить, зажили ли хоть немного шрамы от ремня.

Когда я проводил пальцами по нежной коже, Син ежилась и вздрагивала от удовольствия, не переставая тереться об меня лобком, что тоже не настраивало меня на целомудрие.

— Я плохо вела себя вчера на кресле, — сказала она. — Я собираюсь загладить свою вину.

— Все прекрасно. Ты была великолепна.

— Нет, я совсем не думала о тебе. Я чувствую себя виноватой. Позволь мне попробовать еще раз.

Давненько женщины не просили у меня разрешения заняться со мной любовью. Я позволил ей раздеть себя и усадить в кресло. Она налила нам водку со льдом, поставила стаканы на столик рядом с креслом и забралась на меня.

— Я не готов, — признался я.

— Все будет в порядке.

Она повторила вчерашний трюк с вином.

Этот алкогольный поцелуй и жар, который шел из ее влагалища, начали приносить результаты. Она поцеловала меня в нижнюю губу, поглаживая и пощипывая мою грудь тонкими пальчиками, потеребила мои соски и вдруг достаточно сильно схватилась зубами за один из них. Я вскрикнул.

— Больно? — спросила она. Я потер грудь:

— Немного.

Она подняла кофточку, обнажив соски, и сказала:

— Что ж, отомсти мне. Я укусил ее.

— Я сделала это сильнее.

— Ах, сильнее!

Я сжал зубы на ее соске. Син судорожно вздохнула, лукаво посмотрела на меня и провела ногтями по моей груди.

Я вскрикнул. На моей коже остались четыре параллельных царапины, из которых сочилась кровь.

— Поцелуй лечит все, — сказала Син. Она прошлась языком по ранкам, обработав каждую в отдельности, затем поднялась, сказав:

— А теперь антисептик.

И плеснула ледяной водки из стакана мне на грудь. Царапины жгло, но когда Син нагнулась и начала слизывать водку, я забыл про боль.

— Еще? Я кивнул.

— Смотри внимательно и не бойся.

Я смотрел. Она положила руку мне на грудь, согнутые пальцы напряглись. Я видел, как они оставляют полосы на моем теле. — Скажи: "Дальше". Напряжение нарастало и я сказал: "Дальше".

Я вскрикнул от боли, но мне было хорошо. На этот раз царапины были глубже, зато и больше пространства было для ее восхитительного языка, облизывающего мои ранки, и жадного рта, высасывающего из них водку. Продолжая лизать мою грудь, она взяла мой член за основание и погрузила его в себя.

Син сделалась неистовой. К тому моменту, как я кончил, я был весь в поту — своем и ее, а плечи мои покрылись царапинами. Но безумие секса, в которое Син погрузила нас обоих, стоило боли. Стоило каждой капельки крови.

Затем мы вместе приняли душ. Я был в полной уверенности, что мои силы на исходе, но Син повернулась ко мне спиной, прогнулась и, пока я мыл ей спину и круглую попку, взяла мой член мыльной ладошкой и скользила по нему вверх и вниз, прижимая его головку к своим твердым, гладким ягодицам. И я понял, что не только могу иметь эрекцию, но и кончить. Что я и сделал, обильно пролив сперму на ее блестящие от воды бедра.

Кончить на женщину, а не в нее для меня все равно, что пометить свою территорию. Ты клеймишь женщину, как фермер корову, и от этого она становится тебе дороже, поскольку теперь она твоя собственность.

Мы заказали жареного цыпленка, и Син облизывала мои пальцы, а затем рисовала жиром у себя на груди, так что заснули мы опять только на рассвете.

В воскресенье было все то же самое с полудня до четырех утра, и в понедельник я ушел на работу почти с радостью.

Она позвонила в три часа дня.

— Во сколько мне ждать тебя и чего бы тебе хотелось на ужин?

— В шесть. Приготовь что хочешь. Нужно купить что-нибудь?

— Телячьи отбивные. Что ты будешь делать со мной сегодня вечером, Пол?

— Что я буду делать с тобой?

— В кровати, на кресле, на полу?

— Я буду заниматься с тобой любовью долго и страстно.

— Расскажи поподробней. Я буду ждать тебя и представлять, как все будет.

— Я перезвоню тебе.

Когда я подумал и набрал ее номер, все, что она сказала, услышав мой план, было:

— И все? Ты способен на большее, дорогой мой. Ладно, я что-нибудь придумаю сама.

Когда я вернулся с работы, Син лежала в кровати совершенно голая, в одном чулке. Вторым она была привязана за запястья к спинке кровати.

— Ты ублюдок, — сказала она, — теперь я полностью в твоей власти, и ты можешь делать со мной что угодно.

Я люблю игры. Я сел на кровать рядом с ней и, положив руку ей на лобок, сказал:

— Да, я буду делать с ней все, что захочу.

И слегка хлопнул по влагалищу. Она широко раздвинула ноги.

— Держу пари, что ты собирался намазать кремом руки, — кивнула она на заранее открытую баночку крема, стоящую рядом. — Ты можешь засунуть в меня руку глубоко-глубоко. И не обращай внимания, если я буду сопротивляться.

Я снял пиджак и закатал рукава на рубашке. Крем был прохладным. Я размазал его по лобку и набухшим половым губам Син.

— Я, может быть, начну кричать или умолять тебя остановиться, но ты будешь беспощаден, правда?

— Правда, — согласился я и ввел три пальца ей во влагалище.

— Я думала, что ты очень жесток. Я просунул вовнутрь четвертый палец и половину ладони.

— Ты собирался сделать это всей рукой. Я послушался, и вошел в нее уже всей рукой. Син приподняла бедра навстречу моей руке и сказала:

— Еще глубже, не бойся.

В конце концов ведь женщины рожают. И ничего с ними не случается. Моя рука проникала все глубже и глубже. Внутри была уже вся ладонь. Вагинальные мускулы Син оказались очень сильными и сопротивлялись вторжению. Извилины влагалища заставили меня сжать руку в кулак. У меня было ощущение, что мою руку поместили во влажный резиновый мешок, который постепенно сжимается, ломая мне пальцы.

— Мне свело руку, — сказал я. — Нам придется прерваться.

— Нет. Еще немного. Поверни руку внутри меня.

Я покрутил кулаком вправо, затем влево и медленно стал вытаскивать руку, постепенно разжимая пальцы.

— Пожалуй, некоторое время она будет отдыхать, — сказала Син. — Переверни меня на живот.

Я не сразу понял, что она имеет в виду, но когда до меня наконец дошло, стал быстро раздеваться. Син стояла на четвереньках. Я намазал кремом член, затем ее анус. Большими пальцами рук я расширил вход в анус и просунул туда головку члена, потом слегка надавил, и мой пенис скользнул вовнутрь.

— Там очень тесно, правда? — спросила она.

— Чертовски тесно. Потрясающе!

— Твоему члену это нравится?

— Да.

— А знаешь, как можно сделать, чтобы стало еще тесней?

— Как?

— Нужен еще один мужчина. Он бы трахал меня спереди, а ты сзади. Я остановился.

— Я не делюсь своими женщинами. Она резко дернулась, и мой член оказался бесцеремонно выброшенным наружу.

— Да как ты смеешь! Я никогда не изменяю своим мужчинам. И ты прекрасно это знаешь. Я просто хотела доставить тебе как можно больше удовольствия. А ты все испортил.

Я извинился, но было поздно. Она не разговаривала со мной. Я расстроился, но зато смог выспаться.

Наутро мы помирились. В конце недели я перевез свои вещи. В понедельник вечером обнаружилось, что Син выкинула мой халат и купила новый. Я прекрасно ее понимал. Женщины всегда так поступают. Им кажется, что старый халат хранит запах прошлых любовниц.

— Твой халат просто отвратителен. Как ты мог носить такую безвкусную вещь.

Объяснений не требовалось. Случалось, я не сдерживался и сердился на Син. Тогда она начинала просить прощения и предлагала мне наказать ее.

Иногда, в кратких промежутках между сексом, она рассказывала о своем прошлом.

Когда-то давно ее изнасиловал друг семьи. Затем, когда ей исполнилось двадцать, она тогда работала моделью, ее снова изнасиловали. Молодой человек, с которым она в то время жила, привел домой трех друзей, и все вместе они развлекались с ней.

Если я правильно понял, то за свою жизнь она был изнасилована не меньше семи раз, кроме того, все мужчины, с которыми она имела дело, рано или поздно обманывали и оскорбляли ее.

Однажды мы смотрели телевизор. Я насчитал пять знаменитостей, с которыми у нее был роман. Среди них были две женщины.

Я понял, что она имела в виду, когда сказала, что было бы потрясающе, если бы ее любили с двух сторон. Она обожала вставлять вибратор в анус, когда мы занимались любовью обычным способом, и во влагалище, если я брал ее сзади. Если же я был не в состоянии заниматься сексом, два вибратора вполне меня заменяли. Часто перед уходом на работу я привязывал ее к кровати и оставлял с двумя искусственными членами внутри.

Однажды она сказала:

— Если бы твой член был такой же большой, как у Джеффа, я не пользовалась бы вибраторами.

Потом она извинилась и снова предложила мне наказать ее.

Тогда я действительно отшлепал Син, но она заявила, что я делал это слишком нежно.

— Вот у мистера Фокса, у того действительно была тяжелая рука, и если он бил женщину, то она чувствовала, что ее бьет настоящий мужчина.

Как-то ночью, когда я изо всех сил старался доставить ей удовольствие, Син сделала карандашом какую-то пометку в блокноте. На мой вопрос она ответила, что кончила уже одиннадцать раз и не хочет сбиться со счета. К утру цифра достигла двадцати семи. Я с надеждой заметил, что это своего рода рекорд.

— Ничего особенного, — сказала она. — Билл однажды заставил меня кончить пятьдесят раз.

Мы редко ходили куда-нибудь вместе. Потому что стоило ей оказаться в общественном месте, она немедленно начинала флиртовать с официантами, мужчинами за соседним столиком, и мы продолжали ссориться.

Однажды мы вместе пошли в бассейн. Все было прекрасно, пока мы были одни. Но затем к нам присоединились два молодых человека, и Син немедленно ухитрилась потерять в воде верх от купальника, вскрикнув при этом так громко, что они не могли не обернуться. Я развернулся и ушел, оставив ее кокетничать с ними.

Когда она наконец вернулась, то заявила, что я все неправильно понимаю и что у нее просто очень общительный характер.

— Похоже, ты добиваешься, чтобы тебя опять наказали, — сказал я.

— Твоими-то руками? Да какой ты мужчина! Ты слабак, Пол, слабак с маленьким, вялым членом! Те парни в бассейне действительно настоящие мужчины. Ты бы видел, какая у них обоих была эрекция, когда они смотрели на меня.

Я схватил ее, но даже будучи взбешенным держал недостаточно крепко, чтобы не переломать ей кости. Син вырвалась. Тогда я толкнул ее на кровать. Шнурки висели на прежнем месте, готовые для "игры". Я воспользовался ими. Затем несколько раз почти со всей силы ударил Син по ягодицам.

— Слабак, — сказала она.

Я схватил ремень, замахнулся... и отшвырнул его в сторону.

Когда Син повернула ко мне голову, я торопливо одевался.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Ухожу, — ответил я. — Ухожу туда, откуда пришел.