Увидел переписку жены с любовником

Меня всегда раздражал этот звук. Пронзительный, настойчивый, как комар в кромешной темноте. Вибрация её телефона на стеклянной тумбочке. Обычно она гасила его мгновенно, одним движением пальца, даже не просыпаясь до конца. Приглушённый стон, шуршание простыни, и всё — только монотонное дыхание и тиканье часов на кухне.
Но в тот вечер всё пошло не так.
Я лежал на спине и смотрел в потолок, уставший до состояния овоща после десяти часов в душном офисе, забитом до отказа такими же, как я, несчастными чернильными душками. Мне было тридцать восемь, я был менеджером среднего звена с ипотекой и начинающей седеть шевелюрой. Моя жена, Алина, спала рядом, повернувшись ко мне спиной. Её тёмные волосы раскидались по подушке, а оголившееся плечо дышало ровно и спокойно. В тридцать три она выглядела на все двадцать пять — подтянутая, ухоженная, с той самой спортивной грацией, которая у меня давно ассоциировалась с дорогими фитнес-клубами и соком холодного отжима.
Тот самый противный звук. Бзз-бзз-бзз. Опять.
Алина даже не пошевельнулась. Просто крякнула что-то во сне и зарылась лицом глубже в подушку. Я ждал. Секунду. Две. Десять. Гудение не прекращалось. Кто, чёрт возьми, мог писать в половине второго ночи в среду? Коллега? Подруга? Её мать? Нет, её мать спит как убитая с девяти вечера.
Я осторожно приподнялся на локте. Синеватый свет экрана слепил в темноте, отбрасывая мерцающие блики на её скулу и разомкнутые губы. Сообщение всплыло прямо на заблокированном экране. Не одно. Целая вереница.
Я не хотел этого делать. Честно. Во мне боролись усталость, какое-то затхлое чувство приличия и дикое, животное любопытство. Любопытство победило. Я знал её пароль. Она знала мой. Так было всегда. Доверие, ебать его в сраку.
Я потянулся, костяшки пальцев чуть не задели её тёплую кожу, взял телефон. Холодный стеклянный брусок в моей руке вдруг показался невероятно тяжёлым. Я приложил палец к сканеру. Экран вспыхнул, открывая мессенджер. Имя отправителя: «Сергей». Я никогда не слышал о каком-то Сергее.
И тут пошла новая порция сообщений. Одно за другим. Они всплывали прямо у меня на ладони, живые, дышащие чужим возбуждением.
«Ты мне сегодня всю голову заморочила в спортзале. Стою под душем, а у меня дико стоит на тебя».
«Вспоминаю, как ты наклонялась за гантелей… я почти видел твою киску через эти чёрные легинсы».
«Представляю, какая она мокрая…»
У меня перехватило дыхание. Комната, секунду назад такая знакомая и безопасная, поплыла, закружилась. Я почувствовал, как кровь отливает от лица, а в животе становится холодно и пусто. Измена. Банальная, пошлая, как в дешёвом сериале. Мой мир, такой упорядоченный и предсказуемый, дал трещину посередине.
Рука дрогнула, и я почти уронил телефон. Сердце колотилось где-то в горле, громко, неровно. Я хотел швырнуть эту хуйню об стену, разбить её в хлам, заорать, разбудить её и трясти за плечи, требуя ответов. Ярость, чистая и первобытная, поднялась во мне волной.
Но вместо этого… я начал листать. Вверх. Найти её ответы. Мне нужно было знать. Должно быть, я выглядел как полный идиот — полуголый, в потёртых боксёрах, сидящий в позе медитирующего будды посреди кровати и лихорадочно изучающий доказательства своего же позора.
И я нашёл. Её сообщения. Её слова. Алины. Моей жены.
Она писала ему о нас. О нашем сексе. Обо мне.
И вот я это читаю. Сначала не веря глазам, потом с нарастающим, липким, тошнотворным чувством, которое я даже не мог идентифицировать. Это была не просто ярость. Это было что-то другое.
Она писала, что наш секс стал предсказуемым. Что я всегда делаю одно и то же. Что я кончаю слишком быстро. Что ей скучно.
И в этот самый момент, читая эти слова, унизительные до боли, пиздец как стыдно… я почувствовал, как по мне пробежал странный, предательский ток. А потом — тихий, но неумолимый толчок в паху. Моя плоть, вопреки всему, что творилось в голове, начала оживать. Наливаться тяжестью и теплом.
Я сидел, застыв, с телефоном в одной руке, а другая… другая уже сама, без моего разрешения, потянулась вниз, к резинке своих боксёров.
Я не мог оторваться. Глаза бегали по строчкам, выхватывая обрывки фраз, которые впивались в мозг, как занозы.
«…он просто залазит сверху, пять минут, и всё…»
«…иногда мне проще сделать вид, что кончаю, лишь бы поскорее закончилось…»
«…а ты, ты заставляешь меня сходить с ума просто взглядом…»
Каждое слово было пощечиной. Унизительной, оголяющей душу. Я должен был рвать и метать. Должен был чувствовать жгучую ярость, желание сломать что-нибудь, врезать ей, этому ублюдку Сергею, всему миру.
Но в животе шевелилось что-то другое. Тягучее, тёплое, стыдное. Это было похоже на тошноту, но нет. Это было знакомое щемление возбуждения, которое я не чувствовал, наверное, много лет. Только сейчас оно было отравлено, перекручено, пропитано желчью и унижением.
Моя рука уже была засунута в боксеры. Я не помнил, как это произошло. Просто почувствовал, как пальцы сами сжали мой уже наполовину вставший член. Он был тёплым, пульсирующим, твёрдым — предателем, который реагировал на мой же позор.
Я продолжал читать, затаив дыхание, боясь пошевелиться. Алина тихо вздохнула во сне и перевернулась на другой бок, лицом ко мне. Её губы были приоткрыты, ресницы отбрасывали тени на щёки. Такая беззащитная. Такая красивая. Такая… чужая в этот момент.
Она писала ему, что хочет, чтобы он взял её в раздевалке. Прижал к холодному шкафчику. Чтобы слышно было, как за дверью занимаются другие. Чтобы он зажал ей рот ладонью, когда она будет кричать.
А я… я всегда боялся сделать ей больно. Всегда спрашивал: «Тебе нормально? Хорошо?» Как идиот.
И мой хуй стоял колом. Налился кровью так, что пульсация отдавалась в паху тупой, навязчивой болью. От каждого её слова, от каждого описания нашего скучного быта, её неудовлетворённости — он становился только твёрже. Рука двигалась сама, медленно, почти нежно, сжимая ствол, проводя большим пальцем по уже влажной от предсемени головке.
Я ненавидел себя в этот момент. Ненавидел её. Ненавидел его. Но я не мог остановиться. Это был самый извращённый, самый порочный триггер в моей жизни. Я возбуждался от собственного унижения. От того, что я — скучный муж, которого жалеют. Рогоносец.
Она описала ему, как мы занимались сексом в прошлые выходные. Я пытался привнести что-то новое, кажется, даже включил какую-то дурацкую музыку для настроения. А она ему: «Это было так жалко. Я притворилась, что мне нравится, а сама думала о тебе. О том, как бы ты меня трахнул в это же время».
Я издал звук, нечто среднее между стоном и сдавленным рыданием. Рука дернулась резче, сжала крепче. Похоже, от звука она начала просыпаться. Её дыхание сбилось, брови дрогнули.
Блять! Сейчас она откроет глаза. Увидит меня. Увидит телефон в моей руке. Увидит мою руку в штанах, над тем самым членом, который она только что уничижительно описывала другому мужику.
Я замер, не в силах пошевелиться, парализованный стыдом, возбуждением и диким, животным страхом.
Я застыл, превратившись в статую. Время растянулось, стало липким и тягучим. Мой взгляд уткнулся в экран, но я уже не видел букв — только размытое сияние, которое било прямо в сетчатку. В ушах стоял гул. А внизу, в кулаке, зажатом в ткани боксеров, пульсировала и требовала внимания плоть — живой, неоспоримый пруф моего извращённого возбуждения.
Она пошевелилась. Не резко, а лениво, как это бывает, когда сознание только-только продирается сквозь сон. Губы её сомкнулись, потом разомкнулись в тихом, сонном вздохе. Брови дрогнули.
Я должен был убрать руку. Выдернуть её, как обожжёшься. Отшвырнуть телефон. Притвориться спящим. Сделать что угодно.
Но я не сделал ничего. Я просто сидел, наблюдая. Захваченный этим моментом абсолютного, предельного унижения. Она просыпалась, а я дрочил, читая об её измене. Это был какой-то запредельный уровень порно, до которого я сам никогда бы не додумался.
Её веки приподнялись. Сначала чуть-чуть, затуманенные сном. Она смотрела в потолок, не фокусируясь. Потом её взгляд медленно пополз в мою сторону. Я видел, как в её глазах, ещё мутных, промелькнул вопрос — простой, бытовой вопрос «почему ты не спишь?».
И тогда её взгляд упал на мою руку. На тот неестественный бугор под одеялом, на мою кисть, чётко очерченную тканью. Потом — на телефон, который я всё ещё сжимал в другой руке, как грешник — своё евангелие.
Сон как рукой сняло.
Её глаза расширились. Сначала от непонимания, потом — от стремительно накатывающего ужаса. Она узнала свой телефон. Она поняла всё. Всё и сразу. Цвет сбежал с её лица, оставив матовую, почти прозрачную бледность.
«Андрей…» — её голос был хриплым от сна, но в нём уже звенела сталь чистого, животного страха. Она приподнялась на локте, отодвигаясь от меня к краю кровати, как от прокажённого. Одеяло сползло, обнажив тонкую полоску её ночной рубашки, линию ключицы. «Что… что ты делаешь?»
Я не ответил. Я просто смотрел на неё. Дышал ртом, тяжело и шумно. Моя рука под одеялом не остановилась. Наоборот. От её испуганного взгляда, от дрожи в её голосе, от этого немого вопроса «как ты посмел это узнать» — во мне что-то щёлкнуло. Ярость, которую я ждал, наконец прорвалась, но не наружу, а внутрь, вглубь этого порочного действа.
Мои пальцы сжали член грубее. Движение стало резче, почти яростным. Я не сводил с неё глаз. Я хотел, чтобы она видела. Видела, как её слова, её предательство, её насмешки над моей мужской несостоятельностью — вот к чему привели. К тому, что её муж, скучный муж, сидит и дрочит на её же измену.
«Дай… дай мне телефон», — её голос сорвался на визгливую ноту. Она потянулась за ним, но я резко одёрнул руку, зажав аппарат в кулак.
«Нет», — хрипло выдохнул я. Это было первое слово, и оно прозвучало чужим, низким, налитым похотью и злостью.
«Андрей, прости, я… это не то, что ты думаешь…» — она начала лепетать, стандартные, заезженные фразы, которые, должно быть, звучали в миллионах спален по всему миру. Но её глаза были прикованы к тому месту, где под одеялом ходила ходуном моя рука.
Я перебил её, и мой голос был обрывным, грубым:
«Он тебя хорошо трахает? Этот… Сергей?»
Она замолкла, словно я её ударил. Её губы задрожали. Она смотрела на меня с таким отвращением, со таким страхом, что мне стало физически больно. И чертовски возбуждающе.
«Отвечай», — прошипел я, ускоряя движение рукой. Ткань боксеров натирала, но это была даже не боль, а часть этого унизительного, сводящего с ума действа.
Она молчала, зарывшись взглядом в одеяло. Щёки её пылали.
«Ты ему писала, что он заставляет тебя кричать», — я цитировал её же слова, и каждый слог обжигал мне губы. «Это правда? Ты для него кричишь? А для меня… для меня просто делаешь вид, да?»
Я ждал, что она заплачет. Будет оправдываться. Кинется на меня с кулаками. Но она сделала самое страшное. Она тихо, почти шёпотом, выдохнула:
«Да».
И в тот же миг её рука, маленькая, с тонкими пальцами, потянулась не к телефону. Не чтобы оттолкнуть меня. Она медленно, почти гипнотически, двинулась под одеяло. К моей руке.
Я замер. Её пальцы дрожали, но они были тёплыми. Они нашли мою руку, сжатую в кулак вокруг моего члена. Она не оттолкнула её. Она просто… прикоснулась. Словно проверяя, реально ли это. Словно пытаясь понять масштаб безумия, в котором мы оказались.
Её прикосновение обожгло меня, как раскалённое железо. От него по спине побежали мурашки, а в паху всё сжалось в тугой, невыносимо болезненный узел. Я кончал. Молча, судорожно, содрогаясь всем телом, глядя в её широко раскрытые, полные ужаса и какого-то непостижимого любопытства глаза.
Стыд, ярость, унижение и самая острая, самая извращённая разрядка в моей жизни нахлынули на меня одним липким, горячим потоком.
Тишина. Только наше прерывистое дыхание нарушало её. Я все еще держал ее телефон в одной руке, а другая, мокрая и липкая, была зажата в моих боксерах. Под одеялом растекалось теплое пятно — позорное доказательство моего оргазма. От него пахло сексом и предательством.
Алина не убрала свою руку. Ее пальцы все так же лежали поверх моих, пригвожденные к этому месту стыда и разврата. Она смотрела на меня, и в ее глазах уже не было чистого ужаса. Появилось что-то другое. Ошеломление. Растерянность. И… интерес? Нет, не может быть. Мне показалось.
Я медленно, будто боясь спугнуть дикое животное, вытащил свою руку. Пальцы блестели. Я избегал ее взгляда, чувствуя, как горит лицо.
«Вот черт, — прошептал я хрипло, — вот дерьмо…»
Я потянулся к салфеткам на тумбочке, скомкал несколько штук и начал вытирать руку, потом себя, потом простыню. Механические, резкие движения. Липкость и запах стали только сильнее, смешиваясь с запахом ее парфюма с подушки.
Алина наконец отдернула руку, будто обожглась. Она села на кровать, обхватив колени, и уставилась в стену. Ее плечи напряглись.
«Ты все прочитал?» — ее голос был тихим и плоским, без эмоций.
«Достаточно, — бросил я, швыряя мокрые салфетки в сторону корзины. Они промахнулись и упали на пол. Идеальная метафора. — Достаточно, чтобы понять.»
Она кивнула, все так же глядя в пустоту. Потом повернула ко мне лицо. Щеки были влажными.
«И… и это тебя возбудило?» — в ее голосе прозвучало неподдельное недоумение. Не осуждение. Не злость. Именно недоумение. «Возбудило то, что я… что мы…»
«Что ты описала другому мужику, какой я хуевый в постели? Да, — я горько усмехнулся. — Похоже, да. Поздравляю, ты открыла во мне новый изъян.»
Она покачала головой, словно отгоняя муху.
«Это не изъян, — прошептала она. — Это… странно.»
Мы сидели в молчании. Напряжение между нами было плотным, осязаемым. Оно висело в воздухе, как запах спермы и слез.
Потом она неожиданно спросила, все так же тихо:
«И что теперь?»
Я посмотрел на нее. На свою жену. Красивую, ухоженную женщину, которая только что призналась в измене, а я только что кончил от этого знания. Мир перевернулся с ног на голову.
«Я не знаю, — честно сказал я. Потом мой взгляд упал на телефон, который я все еще сжимал в потной ладони. Идея, порочная, опасная, острая, как бритва, мелькнула в голове. — А что… что он сейчас пишет? Этот Сергей?»
Алина вздрогнула и посмотрела на меня с новым интересом.
«В смысле?»
«Просто, — я пожал плечами, чувствуя, как по спине снова бегут мурашки. Возбуждение, которое я только что пытался стереть салфетками, начало медленно, предательски возвращаться. — Интересно. Он же не знает, что я все это читаю. Прямо сейчас.»
Я протянул ей телефон. Рука дрожала. Я чувствовал себя идиотом, извращенцем, конченным ублюдком. Но остановиться уже не мог. Это было похоже на падение в глубокий колодец — страшно, но где-то внизу манила тёмная, манящая вода.
Алина смотрела на меня, не понимая. Потом её взгляд скользнул к экрану. Новое сообщение. От Сергея.
«Спишь? Мне не спится. Думаю о тебе.»
Она не взяла телефон. Она просто смотрела на него, потом на меня. В её глазах шла борьба. Стыд. Любопытство. И что-то ещё, что-то похожее на азарт.
«Прочитай», — выдавил я. Голос снова стал низким, чужим.
Она медленно, будто в трансе, взяла аппарат. Её пальцы дрожали. Она посмотрела на сообщение, потом на меня.
«Что я должна ему ответить?» — её шёпот был едва слышен.
Меня будто током ударило. Этот вопрос перевернул всё с ног на голову. Она не спрашивала «простишь ли ты меня» или «как мы будем жить дальше». Она спросила, что ответить своему любовнику. Прямо сейчас. Сидя рядом со мной в постели, испачканной в моей сперме.
Внутри всё сжалось в тугой, болезненный комок. И снова — этот предательский толчок в паху. Я был снова возбуждён. Сильнее, чем до этого.
«Напиши… напиши, что не спишь», — прохрипел я. — «Что твой муж… что я… сплю рядом.»
Она замерла. Глаза стали ещё шире. Потом её пальцы привычно заскользили по экрану. Я слышал лёгкий стук клавиш. Она показывала мне экран, будто я был её соучастником, а не обманутым мужем.
Алина: Не сплю.
Алина: Он спит.
Сергей ответил мгновенно. Он, видимо, тоже сидел с телефоном, накручивая себя.
Сергей: Представляю тебя там в постели… голая?
Я видел, как она закусила губу. Щёки её горели. Но она не отводила взгляд от экрана.
«Спроси у него, — голос мой сорвался. — Спроси, как бы он тебя трахнул. Прямо сейчас. Пока я сплю тут, в своей глупой уверенности, что всё в порядке.»
Это была пытка. Садомазохизм в чистом виде. Я заставлял её обсуждать с другим мужчиной её измену, пока я сидел в сантиметре от неё. И мой член, снова твёрдый и требовательный, неумолимо пульсировал, напоминая о себе.
Алина посмотрела на меня. В её глазах было дикое, незнакомое мне выражение — смесь стыда, вины и неконтролируемого возбуждения. Она дышала ртом, мелко и часто.
Её пальцы снова поползли по экрану.
Алина: А как бы ты меня трахнул? Прямо сейчас?
Ответ пришёл почти мгновенно. Длинным сообщением. Она читала его молча, а я видел, как алеют её уши, как вздымается грудь под тонкой тканью рубашки.
«Что? Что он пишет?» — я не выдержал.
Она медленно, будто в замедленной съёмке, повернула ко мне экран.
Сергей: Я бы разбудил тебя своим языком. Заставил бы кончить, прежде чем ты вообще поняла, что происходит. Потом перевернул бы на живот, поднял тебе бёдра и вошёл сзади, глубоко, чтобы ты закричала. Но тихо, а то муж проснётся. И чтобы ты помнила, чей член внутри тебя, когда он утром будет целовать тебя в щёку за завтраком.
Язык прилип к нёбу. В горле пересохло. Картинка встала перед глазами такая яркая, такая отчётливая, будто я видел это своими глазами. Я представил её стоны, её тело, изгибающееся под другим мужчиной. И моя рука снова, сама собой, потянулась вниз. На этот раз я даже не пытался себя остановить.
Алина наблюдала за этим. Она смотрела, как моя рука скрывается под одеялом, как начинается знакомое движение. Она видела, как напрягается моё лицо.
И тогда она сделала это.
Она не убралась. Не отвернулась. Она медленно, не отрывая от меня взгляда, провела рукой по своему животу, скользнула пальцами под резинку своих трусов. Её глаза были прищурены, губы приоткрыты.
Она тоже себя трогала. Глядя на то, как я дрочу на её измену.
Это было самое отвратительное и самое возбуждающее зрелище в моей жизни. Мы сидели друг напротив друга, в постели, которую делили семь лет, и мастурбировали, глядя друг на друга, над описанием того, как другой мужчина трахает её.
Я застонал. Глухо, по-звериному. Мои движения стали резче, отчаяннее. Я уже не видел ни комнаты, ни её полностью. Только её глаза, тёмные, полные греха, и образ другого мужчины, который сейчас, за сотни километров, наверняка тоже дрочил на неё.
Кончить я хотел ей на лицо. В этот самый момент. Чтобы сперма, моя сперма, стекала по её щеке, пока она переписывается с ним. Чтобы пометить её. Вернуть себе. Самым грязным, самым животным способом.
Я рванул одеяло на себя.
«Открой рот», — выдохнул я, и это прозвучало как приказ, как мольба, как проклятие.
Она не открыла. Она замерла, парализованная, глядя на меня с тем же ужасом, что и вначале. Но теперь в её взгляде было что-то ещё — острое, колючее любопытство. И, возможно, проблеск того самого азарта, который заставлял её переписываться с другим.
Я не стал ждать. Не мог ждать. Спазмы уже подкатывали к низу живота, горячие и неумолимые. Я рванул на себя резинку боксёров, освобождая себя полностью. И кончил.
Это не был тихий, сокрытый под одеялом оргазм, как в первый раз. Это было извержение. Громкое, влажное, животное. Первая струя брызнула ей на шею, тёплая и густая. Вторая — на подбородок и щёку. Третья — на тонкую ткань её ночной рубашки, оставляя тёмные, быстро расползающиеся пятна.
Я застонал, глубоко и хрипло, всем телом подаваясь вперёд. Мир сузился до точки — до её лица, заляпанного моей спермой, до её широких, шокированных глаз.
Она ахнула. Коротко, беззвучно. Её тело дёрнулось, но она не отпрянула. Не стала вытираться. Она сидела, застыв, и дышала ртом, а по её коже медленно стекали белые, мутные капли.
Тишина. Снова тишина. Тяжёлая, густая, наполненная запахом секса и шоком.
Потом её рука медленно поднялась. Не чтобы стереть это с себя. Нет. Она коснулась пальцами щеки, собрала каплю, посмотрела на липкую жидкость на своей коже, а потом поднесла палец ко рту. И медленно, не отрывая от меня взгляда, облизала его.
Вот это уже было за гранью. Мой перегревшийся мозг отключился. Я просто смотрел, как моя жена, только что признавшаяся в измене, пробует на вкус мою сперму, которую я только что кончил на неё в припадке ревности, унижения и самого чёрного возбуждения.
Её губы, испачканные, приоткрылись.
«Блин, Андрей…» — прошептала она. И в её голосе не было ни отвращения, ни злости. Был… восторг? Изумление? Я не мог понять.
Она потянулась к телефону, который упал на простыню. Экран всё ещё был освещён. Сергей что-то писал. Опять.
Она взяла его, её пальцы оставили на стекле мутные отпечатки. Она не стала ему отвечать. Она просто подняла телефон и… щёлкнула селфи. Себя. С моей спермой на лице, на шее, с безумными глазами и разомкнутыми, влажными губами.
Я не дышал. Я не мог пошевелиться.
Она посмотрела на снимок, потом на меня. И впервые за этот бесконечный кошмарный вечер она улыбнулась. Слабая, дрожащая, сумасшедшая улыбка.
«Думаешь, ему понравится?» — её шёпот был похож на шипение змеи.
И она отправила фотографию.
Тишина после этого щелчка затвора была оглушительной. Гудела в ушах, давила на виски. Я смотрел на нее, на эту белую, липкую полоску на ее щеке, на ее улыбку — кривую, почти истерическую, — и не мог вымолвить ни слова. Мозг отказывался обрабатывать происходящее. Она только что отправила своему любовнику фотографию, на которой была в моей сперме. Сидя рядом со мной.
Телефон в ее руке взорвался вибрацией. Непрерывной, яростной, как сигнал тревоги. Сергей. Он, должно быть, сходил с ума.
Алина не смотрела на экран. Она смотрела на меня. Ее глаза блестели в полумраке, в них плескалась какая-то дикая, опасная смесь — триумф, стыд, мощь и безумие.
«Он пишет, — прошептала она, и ее голос сорвался на хрип. — Он… он в шоке.»
Она медленно повернула экран ко мне.
Сообщения летели одно за другим, накладываясь, не давая прочитать до конца.
Сергей: Что за хуйня???
Сергей: Это что это на тебе?
Сергей: Это он?
Сергей: Ты с ним сейчас?
Сергей: Алина, ответь, бля!
Сергей: Это пиздец как охуенно…
Последнее сообщение заставило что-то ёкнуть у меня в животе. Этот ублюдок… это его завело. Его завело то, что я кончил на свою жену. Его завело ее унижение. Наше унижение.
Я почувствовал, как по мне пробежали мурашки. И снова — тот самый предательский, позорный толчок в паху. Мое тело, совершенно опустошенное секунду назад, откликалось снова. Это было ненормально. Извращенно.
Алина увидела это. Ее взгляд скользнул вниз, и ее улыбка стала шире, увереннее. Она видела, как я снова начинаю возбуждаться. Видела, что ее действие, ее поступок за гранью — сработал. На нас обоих.
Она не стала ему отвечать. Она отключила звук на телефоне и швырнула его в ноги кровати. Он продолжал бешено вибрировать, освещая простыню судорожными вспышками.
Потом она двинулась ко мне. Не быстро. Медленно, как хищница, подползающая к добыче. Она перелезла через меня, оседлав мои бедра, и прижалась к моей уже снова твердеющей плоти. Ее ночная рубашка была липкой от моей спермы. Я чувствовал эту влагу, этот запах через ткань.
«Он сказал, что это горячо, — ее голос был низким, густым, прямо у моего уха. Ее дыхание обжигало кожу. — А ты как думаешь? Это было горячо?»
Ее руки уперлись в мою грудь. Она была сильной. Я лежал под ней, парализованный, пригвожденный к кровати этим внезапным поворотом.
«Я… я не знаю, — выдавил я. — Это… это ненормально.»
«Ненормально, — повторила она, как будто пробуя слово на вкус. — Да. Но мне понравилось.» Она приподняла бедра, сняла с себя испачканную рубашку и швырнула ее на пол. Ее грудь, упругая и бледная в полумраке, была прямо перед моим лицом. «И тебе понравилось. Я видела.»
Она была права. Я ненавидел себя за это, но она была права. Ничто в моей жизни не возбуждало меня так, как этот порочный, унизительный танец.
«Он хочет тебя, — хрипло прошептал я, глядя в ее глаза. — Прямо сейчас. Он там, на другом конце, дрочит на тебя. На нас. Думает, что он какой-то крутой бабник, который свел с ума чужую жену.» Я взял ее за бедра, вдавил пальцы в ее упругую плоть. «А она тут. Сидит на моем хуе. Вся в моей сперме.»
Она застонала, низко, глубоко, и провела руками по своему телу, размазывая по коже высыхающие белые полосы.
«Кончи на меня еще раз, — приказала она, и в ее голосе не было просьбы. Это был приказ. — Я хочу быть вся липкой от тебя. Чтобы завтра, когда я буду с ним говорить в спортзале… я буду помнить это. А он будет нюхать меня и ничего не поймет.»
Ее слова были ударами кнута. Унизительными. Возбуждающими до потери пульса.
Я перевернул ее на спину, грубо, без нежностей, на которые она жаловалась ему. Она вскрикнула от неожиданности, но ее ноги сами обвились вокруг моих бедер. Я вошел в нее одним резким, яростным толчком. Она была мокрой. Очень мокрой. От всего этого. От переписки, от фотографии, от моего унижения и своей власти.
Это был не секс. Это было животное соитие, месть, утверждение права собственности, порочное действо на троих, где третий был призраком где-то в эфире. Я трахал ее, глядя на ее лицо, на которое уже высыхала моя сперма, и представлял, как он сходит с ума от ревности и возбуждения там, у себя.
Алина кричала. Не притворно, как она писала. По-настоящему. Громко. Она царапала мне спину, кусала губу, и ее глаза были закачены так, что были видны только белки.
Когда я кончил ещё раз, на этот раз глубоко внутри нее, она сжала меня так сильно, что у меня потемнело в глазах. Мы лежали, тяжело дыша, в полной тишине, если не считать нашего хриплого дыхания и тихого жужжания телефона, который все еще не умолкал в ногах кровати.
Она первая нарушила тишину.
«Завтра, — выдохнула она, глядя в потолок, — я ему все подробно расскажу.»
https://sex-stories.club/izmena/4393-uvidel-perepisku-zheny-s-ljubovnikom.html