Воспользовался пьяной соседкой в лифте

Этот день был дерьмовым с самого утра. Сломался кофемашина, на работу опоздал из-за пробок, начальник устроил разнос по поводу какого-то просроченного отчета. К десяти вечера я валился с ног, мечтая только о горячем душе и кровати. Добирался до своей квартиры на девятом этаже как зомби, в голове — густая и липкая каша из усталости.
Войдя в подъезд, я уже потянулся к кнопке лифта, как вдруг услышал странный звук. Негромкий, прерывистый. Что-то между всхлипом и стоном. Эхо в бетонной коробке подъезда искажало его, но источник был очевиден — кабина лифта. Двери были сомкнуты не до конца, зазор в пару сантиметров выдавал, что он тут, на первом этаже. И кто-то внутри.
Я нажал кнопку вызова. С тихим скрежетом створки разъехались. И картина, которая предстала передо мной, вышибла из головы всю дневную усталость, заменив ее острым, алкогольным холодком адреналина.
В углу кабины, подкатившись к стене, сидела она. Соседка с пятого, Алиса. Я знал ее имя только потому, что иногда сталкивался у почтовых ящиков и пару раз забирал ее посылки. Студентка, на вид лет двадцати, не больше. Худая, почти хрупкая девочка с несоразмерно пышной, прямо-таки ошеломительной грудью, которую она обычно прятала в мешковатых свитерах.
Сейчас на ней была короткая юбка и темные колготки. Одна нога подогнута под себя, туфля на высоком каблуке болталась на кончиках пальцев. Голова была запрокинута на стену, глаза закрыты, а по щекам, размазывая тушь, текли настоящие, без преувеличения, ручьи слез. От нее пахло вином — терпким, фруктовым, дурацким десертным вином, которое пьют именно такие девочки, чтобы напиться.
Она всхлипывала, что-то бормотала сквозь пьяные слезы. Я разобрал только обрывки: «…как мог…», «…все время…», и самое частое — «…скотина…».
Двери лифта, не встретив препятствий, начали медленно сходиться. Я машинально шагнул вперед, и они, уперевшись в меня, снова разъехались. Я стоял в проеме, не зная, что делать. Предложить помощь? Провести до квартиры? Просто оставить и вызвать лифт снова?
И в этот момент она открыла глаза. Большие, карие, залитые слезами и абсолютно пьяные глаза. Она уставилась на меня, не узнавая, пытаясь поймать фокус.
— Зачем ты меня предал? — выдохнула она хрипло, обращаясь, очевидно, не ко мне, а к тому парню-скотине.
И тут во мне что-то щелкнуло. Не рыцарский порыв, нет. Что-то гораздо более темное, приземленное и животное. Усталость, стресс, вид этой пьяной, плачущей, невероятно сексуальной девчонки в беспомощной позе… В голове пронеслись обрывки мыслей, грубых и пошлых: «Вот же шлюха расстроенная… Хороша… Трясется вся… Интересно, какая на ощупь…»
Я вошел в кабину. Двери закрылись за моей спиной с тихим, но таким финальным щелчком. Воздух стал густым, спертым, пахло слезами, дешевым вином и ее парфюмом — сладкими духами. Лифт с глухим урчанием тронулся вверх. Я не нажал ни одну кнопку. Мы поехали вместе. Просто стоял и смотрел на нее, а она, всхлипывая, смотрела на меня мокрыми, ничего не понимающими глазами.
Предвкушение ударило в пах тягучим и горячим током. Сейчас что-то должно было произойти.
Лифт тянулся на пятый этаж мучительно долго. Каждый щелчок на стыке этажей отдавался в тишине, нарушаемой только ее неровным дыханием и натужным гудением моторов. Я молчал, прислонившись к противоположной стене, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Она не отводила взгляд, смотрела на меня сквозь пелену слез и алкоголя, словно пыталась опознать в темном силуэте своего обидчика.
— Ты… кто? — наконец выдохнула она, и голос ее был хриплым, разбитым.
— Сосед. С девятого, — ответил я, и собственный голос показался мне чужим, приглушенным этой маленькой кабиной.
— А… — она медленно повела головой, и это движение чуть не лишило ее равновесия. Она уперлась ладонью в пол, чтобы не завалиться набок. — А Серёжи нет? Он не придет?
Имя «Серёжа» прозвучало с такой наивной обидой, что во мне снова кольнуло что-то острое и неприличное. Не жалость. Скорее, презрительное возбуждение. Вот он, тот самый урод, который довел такую телку до слёз. А она тут сидит и ждет, что он приползет извиняться.
— Нет, — жестко сказал я. — Он не придет. Закончилось, поняла? Все. Он тебя бросил.
Я намеренно сделал это грубо. Чтобы добить. Чтобы посмотреть, что будет. Она снова зашмыгала носом, и губы ее задрожали. Еще секунда — и истерика начнется по новой.
— Не… не бросал… — простонала она, но в ее глазах уже мелькнуло осознание этой простой и свинской правды.
Лифт остановился. Пятый этаж. Двери не открывались. Мы не нажали кнопку. Я смотрел на нее. Она смотрела на меня. Воздух стал гуще. Я чувствовал запах ее волос, вина, ее кожи. Видел, как под тонкой тканью блузки напряглись и четко проступили окружности сосков. Ей было холодно. Или страшно. Или еще что-то.
— Почему мы стоим? — прошептала она, и в ее голосе послышалась тревога.
— Потому что я не нажал «открыть», — ответил я, не двигаясь с места.
Она попыталась подняться, сделать шаг к панели, но каблук подвернулся, и она с тихим вскриком начала падать вперед. Это не было игрой. Она действительно падала. Я поймал ее. Резко, почти грубо, подхватив под руки. Она была легкой, почти невесомой. Худышка. Мои пальцы впились в ее тонкие плечи, почувствовав под слоем ткани хрупкость костей.
Она уперлась ладонями в мою грудь, пытаясь оттолкнуть, но сил не было. Голова ее запрокинулась, и мокрые, соленые губы оказались в сантиметрах от моих. Дыхание перехватило. Вся ее дрожащая, плачущая фигура прижалась ко мне. Через рубашку я почувствовал жар ее тела, упругость той самой груди, которая упиралась мне в ребра.
Она замерла, не в силах ни оттолкнуть, ни вырваться. Смотрела снизу вверх, широко раскрытыми, испуганными и пьяными глазами. В них читался вопрос, просьба, полная беспомощность. Я видел каждую ресничку, каждую слезинку на ее щеке. Сердце колотилось где-то в горле.
Я не стал ничего говорить. Не стал спрашивать. Я просто наклонился и прижал свои губы к ее влажным, дрожащим губам.
Сначала она застыла. Абсолютно. Казалось, даже дыхание остановилось. Ее губы были холодными, солеными от слез и липкими от размазанной помады. Я не дал ей опомниться, не стал церемониться. Моя рука скользнула в ее волосы, мягкие и пахнущие дорогим шампунем, и прижала ее голову чуть сильнее, углубляя поцелуй.
Это был не нежный поцелуй. Это был захват. Заявление прав. Я провел языком по линии ее губ, чувствуя, как они вздрагивают, пытаясь сомкнуться в отказе, но сил не хватало. Алкоголь и шок сделали ее мягкой, податливой. Спустя секунду ее тело дрогнуло, и раздался тихий, почти животный стон. Не то чтобы от желания. Скорее, от полной потери контроля. От того, что её боль и одиночество вдруг нашли какой-то извращенный, грубый выход.
Ее ладони, все еще упиравшиеся мне в грудь, разжались. Пальцы вцепились в ткань моей рубашки, не отталкивая, а цепляясь, как тонущий хватается за соломинку. Я почувствовал, как кончик ее языка неуверенно, пугливо встретился с моим. Она отвечала. Господи, она отвечала! Сквозь пьяный туман, сквозь слезы, в ней зашевелилось что-то древнее и простое.
Я отпустил ее губы. Мы стояли, тяжело дыша, лоб в лоб. Ее глаза были по-прежнему мокрыми, но теперь в них читалась не только боль, но и дикое, непонятное ей самой любопытство. Она смотрела на мой рот, как завороженная.
— Ты… ты чего творишь? — выдохнула она, и в голосе ее слышалась не обида, а растерянность.
— Утешаю, — хрипло сказал я, проводя большим пальцем по ее мокрой щеке, стирая следы слез. — Разве не понятно?
— Так не утешают…
— А как? Словами? Словами твоего Серёжи? — я ухмыльнулся, и она поморщилась, как от боли. Это было низко. Но сработало. Ее губы снова задрожали, но теперь уже не от рыданий. От злости. От желания забыться.
Она потянулась ко мне сама. Нет, не потянулась — ринулась. Ее поцелуй был отчаянным, неровным, пьяным. Она кусала мои губы, ее язык был агрессивным и неумелым. Она не целовалась — она выясняла отношения с тем придурком, с миром, со мной. Руки ее обвили мою шею, и она прижалась ко мне всем телом так, будто хотела провалиться внутрь.
Я обхватил ее за узкую талию, приподнял почти что без усилий. Она инстинктивно обвила мои ноги своими, и я прижал ее к стене лифта. Хлипкая кабина дрогнула. Я чувствовал каждую ее выпуклость, каждую впадину. Твердые соски, которые впивались в мою грудь через тонкие слои ткани. Дрожь, бегущую по ее спине. Тепло, исходящее от того места, где ее лоно давило на мое бедро.
Она оторвалась от моих губ, запрокинула голову, обнажив шею. Ее дыхание было частым, прерывистым.
— Давай… давай остановимся… — прошептала она, но ее бедра сами собой совершали мелкие, круговые движения.
— Ты уверена? — я приник губами к ее шее, почувствовал вкус кожи и парфюма. Она вздрогнула и пронзительно простонала.
— Нет… блять… Не уверена… — выдавила она, и ее пальцы впились мне в волосы, прижимая к себе.
Лифт все так же стоял на пятом этаже. Мир сжался до размеров этой душной, темноватой кабины, до запаха ее возбуждения, до хрипа нашего дыхания. До того момента, когда уже никто и ничто не могло остановить то, что должно было случиться.
Мои пальцы скользнули под ее короткую юбку. Тонкая, почти невесомая ткань колготок. Я почувствовал тепло и упругость ее бедра, а затем, чуть выше, резинку трусов. Она замерла, затаив дыхание, вся напрягшись в ожидании. Я не стал медлить. Я рванул. Резко, грубо. Тихий хлопок порванной резинки и тонкой ткани прозвучал в кабине как выстрел. Она ахнула, но не вскрикнула — скорее, издала короткий, задыхающийся стон.
— Боже… — выдохнула она, и в этом было что-то от молитвы.
Моя ладонь легла на ее лобок, чувствуя влажную щель даже через колготки. Она была мокрой. Очень. Ее тело уже давно сказало «да», пока разум еще пытался что-то бормотать. Я провел пальцем по прорези в колготках, по самой коже, и она вздрогнула, впиваясь ногтями мне в плечи.
— Лифт… кто-то… — пыталась она протестовать, но ее бедра сами двигались навстречу моей руке.
— Никто не придет, — прохрипел я ей в ухо, кусая мочку. — Все равно уже ничего не остановит.
Я расстегнул свою ширинку. Звук молнии казался невероятно громким. Я высвободил свой член — он был твердым, готовым к бою, ему было тесно и жарко. Я натянул на него презерватив, движения были резкими, торопливыми.
Она смотрела на него широкими глазами, полными какого-то животного ужаса и любопытства. Ее взгляд скользнул по моему животу, и я услышал, как она сглотнула.
— У тебя… большой… — прошептала она, и в ее голосе прозвучал неподдельный страх, смешанный с предвкушением.
Я не стал ничего говорить. Я просто подхватил ее под бедра, приподнял выше, прижал спиной к холодной стенке лифта. Она обвила меня ногами, зацепившись каблуками за мою поясницу. Кончиком члена я нашел то самое влажное, горячее место сквозь прорезь в колготках. Она зажмурилась, губы ее были сжаты. Я надавил. Сильнее. Ее тело сопротивлялось секунду, туго и упруго, а потом вдруг поддалось, приняло меня внутрь с тихим, влажным звуком.
Она вскрикнула. Коротко, пронзительно. Ее ноги свело судорогой. Она была невероятно тугой и обжигающе горячей внутри. Я вошел полностью, до самого основания, чувствуя, как ее внутренности судорожно сжимаются вокруг меня.
— Боже… как… жестко… — выдохнула она, и слезы снова выступили у нее на глазах, но теперь уже от совсем другой боли, смешанной с шоковым наслаждением.
Я не дал ей опомниться. Я начал двигаться. Резко, глубоко, по-зверски. Стенки лифта глухо гудели в такт нашим телам. Она стонала при каждом толчке, коротко, прерывисто, ее голова болталась, ударяясь о металлическую стенку. Я придержал ее за голову, вцепившись пальцами в волосы, контролируя ее. Она была моей. Полностью. Ее тело, ее стоны, ее боль и ее наслаждение.
— Да… вот так… — хрипел я, чувствуя, как нарастает знакомое давление внизу живота. — Трахаю тебя, шлюха… Забыла своего Серёжу?
— Забыла… ааа… забыла… — залепетала она в ответ, уже ничего не соображая, захлебываясь собственными звуками. — Сильнее… пожалуйста…
Ее ногти впились мне в спину так, что было больно даже через рубашку. Она сама двигала бедрами навстречу, ее дыхание стало частым, собачьим. Я чувствовал, как ее внутренности начали сжиматься в спазме. Она кончала. Тихо, сдавленно, закусив губу, ее тело выгнулось в дугу, и она замерла, вся сжавшись вокруг меня.
Это стало последней каплей. Я рванул ее на себя, вогнал в нее еще несколько раз, глубоко, до упора, и кончил, с тихим рыком, уткнувшись лицом в ее шею. Спазмы были долгими и интенсивными, я чувствовал каждую пульсацию, каждый выброс.
Мы замерли. Дышали, как загнанные лошади. Пахло сексом. Я все еще держал ее прижатой к стене, все еще был внутри нее. Она обвисла на моих руках, безвольно опустив голову мне на плечо. Ее тело вздрагивало мелкими судорогами.
Я медленно, почти нехотя, вышел из нее. Она ахнула от нового, пустого ощущения и чуть не соскользнула на пол, но я удержал ее. Ноги ее подкосились, и она просто повисла у меня на руках, вся мокрая, растрепанная, с размазанной тушью и порванными колготками. Дышала, уткнувшись лицом мне в грудь, короткими, прерывистыми всхлипами — уже не от горя, а от пережитого шока и физической разрядки.
Молча, я поднял ее на руки — она была легкой, как пушинка — и нажал кнопку «9». Лифт, послушный, наконец-то тронулся. Она не сопротивлялась, не говорила ни слова. Просто сидела у меня на руках, обняв меня за шею, и смотрела в одну точку куда-то у меня за спиной широкими, ничего не понимающими глазами.
Доехали молча. Я вынес ее в коридор, поставил на ноги у своей двери. Она пошатнулась, и я придержал ее за локоть, пока копался в кармане ключами. Руки дрожали. В квартиру мы вошли тоже молча. Я повел ее прямо в ванную. Она шла покорно, как зомби.
Включил свет. Яркий свет люстры беспощадно высветил все детали: ее распухшее от слез и поцелуев лицо, размазанную помаду у нее на подбородке и на моей щеке, жутковатые красные пятна на ее шее, где я слишком сильно целовал и кусал ее, грязные разводы на колготках. Она посмотрела на себя в зеркало и быстро отвела взгляд, словно увидела что-то постыдное.
— Душ, — коротко сказал я, поворачивая кран.
Она кивнула, не глядя на меня, и стала медленно, неуклюже стягивать с себя одежду. Я помог ей — снял порванные трусы, зацепившиеся за каблуки, скатал с нее липкие колготки. Она стояла передо мной голая, худая, с потрясающей грудью, покрытая мурашками, стараясь прикрыться руками. Не от стыда, а от внезапного холода и осознания произошедшего.
Я развернул ее и легонько подтолкнул под теплые струи воды. Она вздрогнула и замерла, подставив лицо потоку. Вода смывала с нее слезы, вино, мою сперму, стекая по ее спине, ягодицам, ногам. Я стоял и смотрел, чувствуя странную, почти отеческую нежность, смешанную с грубым удовлетворением.
Она повернулась ко мне, мокрая, чистая, с ясным, протрезвевшим взглядом.
— Как тебя зовут? — тихо спросила она. — Я… я забыла.
— Максим, — ответил я.
— Максим, — повторила она, как будто пробуя имя на вкус. Потом ее губы дрогнули, и она тихо, беззвучно заплакала снова. Но теперь это были не истеричные рыдания, а тихие, усталые слезы облегчения. — Спасибо. Кажется, ты меня… спас.
Я не стал говорить, что «спас» — не совсем то слово. Просто протянул ей большое банное полотенце.
https://sex-stories.club/izmena/4434-vospolzovalsja-pjanoj-sosedkoj-v-lifte.html