Медсестра застала пациента за мастурбацией

Меня зовут Артём, мне двадцать шесть, и я уже пятый день тлел от скуки в этой проклятой больничной палате. Сломанная нога, подвешенная к этой дурацкой балке, чесалась под гипсом так, что хотелось кричать, а от вида бежевых стен и запаха антисептика уже начинало подташнивать. Единственным светлым пятном в этом царстве стерильности и тоски была она — медсестра Вика.
Виктория. Не Вика для всех, а именно Виктория для меня, хотя я ни разу не осмелился назвать ее так вслух. Лет тридцати, не больше. Высокая, с такой осанкой, будто она не капельницы разносит, а на палубе яхты стоит. Волосы цвета темного шоколада, убраны в строгий пучок, но всегда выпускали пару непослушных прядей, которые падали ей на лоб. А глаза… Серые, внимательные, все видящие. Они могли быть жесткими, как сталь, когда она делала замечание какому-нибудь разбушевавшемуся больному, и вдруг становились теплыми, почти ласковыми, когда она поправляла мою подушку.
Она ко мне выделялась. Не то чтобы флиртовала, нет. Но ее прикосновения были… другими. Когда она брала мою руку, чтобы поставить катетер, ее пальцы не были просто холодными инструментами, как у других. Они задерживались на секунду дольше необходимого, согревая кожу. А однажды, когда я извинился за свою небритую рожу и общий помятый вид, она усмехнулась и сказала: «Да бросьте, Артём, вы вполне симпатичный пациент. Как тот пират — одна нога на перевязке, ищет сокровища». И ушла, оставив меня в полной, абсолютной тишине, с бешено колотящимся сердцем.
Сейчас была ночь. Та самая, мертвая больничная ночь, когда длинные коридоры погружаются в гулкую тишину, прерываемую лишь скрипом тележки дежурной или приглушенными шагами. Я не мог уснуть. Мысли о Вике, ее улыбке, ее руках, ее груди, уютно укрытой под белым халатом, сводили меня с ума. Фантомный зуд в ноге мерк по сравнению с другим, куда более навязчивым и конкретным зудом пониже живота.
Я лежал и смотрел в потолок, слушая, как за стеной похрапывает мой сосед. Рука сама потянулась под одеяло, к тому самому напряжению, которое стало уже физически невыносимым. Я знал, что это рискованно, я в больнице, но желание было сильнее. Я уткнулся лицом в подушку, пытаясь заглушить собственное дыхание, и начал.
Я был так поглощен процессом, так ушел в фантазии о серых глазах и непослушных прядях, что не услышал скрипа двери. Не заметил полоски света, упавшей из коридора на пол.
Первое, что я осознал — это тихий, абсолютно спокойный, профессиональный голос, прозвучавший прямо над моим ухом:
«Ну и как, Артём, лечение помогает? Или требуется… более радикальная помощь?»
Я замер. Рука застыла под одеялом в самой неподходящей позиции. Сердце вжалось в ребра, готовое выпрыгнуть и укатиться куда-нибудь под койку. Медленно, предательски медленно, я повернул голову.
В дверном проеме, очерченная светом из коридора, стояла Вика. Руки в белых перчатках скрещены на груди. На ее губах играла легкая, хитрая улыбка. Но не в улыбке было дело. А во взгляде. Ее серые глаза, холодные и обжигающе-заинтересованные одновременно, были прикованы к бугорку под моим одеялом. Она все видела. Она все знала.
И она не уходила.
Я отдернул руку, как от огня. Лицо пылало так, будто мне на грудь поставили грелку с кипятком. Мысленно я уже прощался с этим миром, с позором, который не смоешь никаким антисептиком.
«Я… Виктория… я просто…» – мои попытки что-то ляпнуть походили на агонию золотой рыбки, выброшенной на берег.
Она вошла в палату, и дверь тихо закрылась за ней, отрезав спасительную полосу света из коридора. Теперь нас освещал только тусклый ночник у койки соседа. Ее шаги по линолеуму были бесшумными, кошачьими. Она подошла к моей тумбочке, взяла медкарту – формальный, никому не нужный в этот час предлог.
«Просто что?» – спросила она, не глядя на меня, перелистывая листы. Голос ровный, без тени насмешки или осуждения. Это сбивало с толку еще больше. – «Не спится. Понимаю. Лекарства, неудобная поза… Гормоны». Она произнесла последнее слово с легким, едва уловимым ударением и наконец подняла на меня глаза. В ее взгляде я не увидел ни брезгливости, ни злорадства. Была какая-то… изучающая концентрация. Как будто я был интересным клиническим случаем.
«Да уж, гормоны», – выдавил я, чувствуя себя полным идиотом. Мое сердце все еще колотилось, но теперь в его стуке было не только паническое смущение, но и дикое, запретное любопытство. Почему она не ушла? Почему она все еще здесь?
Она положила карту обратно и сделала шаг ко мне. Белый халат слегка распахнулся, и я мельком увидел темную майку и очертания груди. Мой взгляд, предательский, сам опустился вниз, и я понял, что одеяло все еще приподнято, а мое состояние никуда не делось. Я попытался натянуть его, но она каким-то образом оказалась рядом и легким движением руки остановила меня.
Ее пальцы в тонких латексных перчатках коснулись моего запястья. Прикосновение было прохладным, профессиональным, но от него по коже побежали мурашки.
«Стесняться естественных реакций организма – последнее дело, Артём», – сказала она тихо, почти шёпотом, чтобы не будить соседа. Ее лицо было совсем близко. Я чувствовал легкий запах ее шампуня – что-то фруктовое, дико контрастирующее с больничной стерильностью. – «Длительная фрустрация только мешает восстановлению. Напряжение копится, организм не отдыхает».
Я не мог вымолвить ни слова. Я просто смотрел на нее, загипнотизированный. Мой мозг отказывался верить в происходящее. Это сон? Галлюцинация от обезболивающего?
Она отпустила мою руку и потянулась к передвижному столику, где стояли всякие мелочи. Ее движения были выверенными, точными. Она взяла небольшой пластиковый флакон с прозрачным гелем.
«Медицинская смазка», – пояснила она, и в ее голосе впервые прозвучали нотки чего-то неформального, почти интимного. Она выдавила немного на кончики пальцев перчатки и растерла. Латекс слегка заскрипел. – «Снимает трение. Предотвращает раздражение».
Потом ее взгляд снова упал на меня. Серые глаза стали темными, почти черными в полумраке. В них не было ни капли жалости. Была власть. Любопытство. И то самое обжигающее участие, от которого перехватывало дыхание.
«Так что, Артём, – ее шёпот стал еще тише, еще ближе. – Давай поможем твоему… восстановлению».
Я просто лежал, не в силах пошевелиться, парализованный её взглядом и этим тихим, властным шёпотом. Мозг кричал, что это какая-то ловушка, что сейчас войдет главврач и меня выставят на посмешище, но тело отказывалось слушать. Оно реагировало только на неё. На холодок латекса, на её уверенность, на этот безумный, пьянящий запах клубники от её кожи, пробивающийся сквозь больничные ароматы.
Она не ждала моего ответа. Её пальцы, смазанные прохладным гелем, скользнули под одеяло. Я ахнул, когда они коснулись моего вздувшегося от напряжения члена. Прикосновение было точным, профессиональным — ни лишнего давления, ни суеты. Просто констатация факта. Изучение.
«Сильное напряжение, — констатировала она, и в её голосе прозвучала лёгкая, одобрительная нота. — Вижу, проблема действительно серьёзная». Её пальцы обхватили меня, и я невольно прогнулся, упираясь затылком в подушку. Латекс скрипел, смазка была ледяной, но от этого контраста с жаром внутри меня становилось только невыносимее. Она двигала рукой медленно, оценивающе, словно проверяя амплитуду.
«Виктория… — выдавил я, уже почти не контролируя свой голос. — Мы не можем…»
«Можем, — парировала она, не останавливая движений. Её другая рука легла мне на живот, прижимая меня к кровати, удерживая. Её халат снова распахнулся, и теперь я видел округлость груди в вырезе майки совсем близко от моего лица. — Это медицинская процедура. Снятие мышечного и психологического напряжения. Расслабься».
Расслабиться было невозможно. Каждая клетка моего тела была натянута как струна. Её пальцы работали безжалостно и мастерски, то ускоряясь, то замедляясь, доводя до исступления. Я стонал, кусая губу, пытаясь заглушить звуки. Сосед за стеной мирно похрапывал.
И тогда она наклонилась ко мне ещё ближе. Её губы почти касались моего уха.
«Ты же этого хотел, да? — прошептала она, и в её шёпоте было что-то хищное. — Все эти дни смотрел на меня такими голодными глазами. Мечтал?»
Я мог только кивнуть, потеряв дар речи. Её дыхание было горячим на моей шее.
«Тогда получай, — её голос стал твёрдым. — Но по моим правилам. Я здесь главная. Понял?»
Она отпустила мой член, и я чуть не закричал от перевозбуждения. Но она уже снимала перчатку, с лёгким щелчком. Отбросила её. Потом посмотрела на меня с таким вызовом, что у меня перехватило дыхание.
Она приподнялась и, не отрывая от меня взгляда, перекинула ногу через мою грудь и уселась на меня верхом, спиной к моему лицу. Вес её был лёгким, но абсолютно доминирующим. Белый халат распахнулся, и теперь я видел только её спину, тёмную майку, и… низ её униформы. Она была так близко.
«А теперь, пациент, — её голос прозвучал сверху, властно и наслаждённо, — открой рот и помолчи».
Я не понимал, что происходит. Весь мир сузился до узкой полоски ее тела над моим лицом, до запаха ее кожи и крахмала от униформы. Мой мозг отказывался обрабатывать реальность: Вика, эта строгая, недоступная Вика, сидела на мне верхом, прижав мою таз своей грудью. Ее ягодицы в тонких хлопковых трусиках оказались в сантиметрах от моего лица.
«Я сказала, открой рот», – ее приказ прозвучал тихо, но с такой железной интонацией, что я автоматически повиновался.
Она приподняла бедра, и ее пальцы крючком зацепили резинку трусиков, оттянув их в сторону. И перед моими глазами открылась она. Смуглая, влажная, с аккуратным капюшончиком. Я задохнулся. Мое сердце колотилось где-то в горле, смешиваясь с диким, животным возбуждением.
«Вылизывай, – прозвучало сверху. Ее голос был низким, хриплым от желания. – И делай это хорошо. Это часть терапии».
Она опустилась ниже, приблизив свою плоть к моим губам. Я почувствовал ее тепло, ее запах – чистый, соленый, с легкой горчинкой возбуждения. Я растерялся. Я никогда… меня никогда так не унижали и не возбуждали одновременно.
Ее рука опустилась и схватила меня за волосы, не больно, но очень твердо.
«Не заставляй меня повторять, Артём».
И я начал. Сначала неуверенно, тычась языком как слепой котенок. Она вздохнула сверху, и звук был полным нетерпения.
«Шире язык. И работай им, давай. Не стесняйся».
Я послушался. Я вжался лицом в нее, стараясь охватить как можно больше. Я лизал ее, водил кончиком языка по всем складкам, находил тот самый бугорок и сосредоточился на нем. Она застонала тихо, глубоко, и ее бедра сами по себе начали двигаться, едва заметно покачиваясь, подставляясь под мой рот. Ее пальцы все еще были в моих волосах, направляя меня, прижимая сильнее.
Я слышал, как она тяжело дышит, как скрипит кровать под ее коленями. Я чувствовал, как она становится все мокрее на моем лице. И это сводило меня с ума. Унижение смешалось с невероятной мощной эрекцией, которая, казалось, сейчас разорвет кожу. Я был ее пациентом, ее рабом, который должен был выполнять приказы, и это было самым порочным и сладким, что со мной случалось.
«Да… вот так… – она издавала короткие, прерывистые звуки. – Хороший мальчик… Глубже».
Я работал языком до боли в челюсти, я был весь в ее соку, захлебывался ею, но не останавливался. Ее стоны становились громче, она уже не пыталась их сдерживать. Ее рука отпустила мои волосы и схватилась за спинку кровати для опоры. Ее тело напряглось, замерло на секунду, а потом ее низ затрясся у моего рта в серии сильных, сокрушительных спазмов. Она громко, сдавленно выдохнула, закусив губу, чтобы не закричать, и всем своим весом обрушилась на мое лицо, придавив меня.
Я лежал, не в силах пошевельнуться, захлебываясь ее оргазмом, пьянея от него. Мой собственный член бился в пустоте, требуя внимания.
Она медленно, как бы нехотя, приподнялась с моего лица. Ее глаза блестели в полумраке, щеки горели румянцем. Она дышала через рот. Посмотрела на меня — мокрого, растерянного, дико возбужденного.
«Неплохо, – выдохнула она, и в ее голосе снова зазвучали нотки той самой, привычной власти, но теперь приправленные удовлетворением. – Очень неплохо для начала».
Она медленно, с видом полного удовлетворения, соскользнула с меня, встала на ноги рядом с койкой. Её движения были плавными, немного ленивыми, как у большой кошки после сытной трапезы. Я лежал, всё ещё не в силах прийти в себя, с мокрым лицом и членом, который пульсировал в такт бешеному сердцебиению, требуя, умоляя о внимании.
Вика потянулась к столу, её халат распахнулся, открывая стройный силуэт. Она взяла новую пару перчаток, те самые, латексные, и с привычным, щёлкающим звуком натянула их. Звук был до неприличия эротичным. Потом она взяла тот самый флакон со смазкой.
«Теперь твоя очередь, – сказала она, и её голос снова приобрёл профессиональные, но теперь уже сладко-развратные нотки. – Расслабь ноги. Шире.»
Я послушно раздвинул ноги, чувствуя себя абсолютно подконтрольным, открытым. Она села на край кровати, её бедро коснулось моей здоровой ноги. Её пальцы, холодные от смазки, снова обхватили мой член. Я застонал, закрыв глаза. После всего, что только что было, её прикосновение было электрическим разрядом.
Она дрочила мне без спешки, изучающе, то ускоряя, то замедляя темп, то сжимая чуть сильнее, то едва касаясь кончиками пальцев. Она наблюдала за мной, за тем, как я корчусь, как скулы напрягаются, как дыхание срывается.
«Ты кончишь только когда я скажу, – произнесла она твёрдо, и в её глазах мелькнула озорная искра. – Понял? Держи себя в руках.»
Это было пыткой. Блаженной, сладкой, невыносимой пыткой. Она доводила меня до самого края, я чувствовал, как нарастает та самая, знакомая волна, готовый крикнуть ей, что вот, сейчас… а она в самый последний момент отпускала меня и замедляла движения до почти невыносимой нежности.
«Нет-нет-нет, рано ещё, – шептала она, и её губы складывались в насмешливую улыбку. – Терпение.»
Я уже не мог, я умолял её взглядом, я был готов на всё. Она видела это. Видела мою полную, абсолютную покорность.
И тогда она остановилась совсем. Встала. Подошла к своему карману и достала оттуда индивидуально упакованный презерватив. Разорвала упаковку зубами. Латекс щёлкнул.
«Подними таз», – скомандовала она.
Я помог себе руками, приподнявшись. Она накатила презерватив на меня одним точным, выверенным движением. Прохлада латекса заставила меня содрогнуться.
Потом она встала на кровать, расставив ноги надо мной, и взяла мой член в руку, направляя его в себя. Она смотрела мне прямо в глаза, и в её взгляде не было ничего, кроме чистейшего, концентрированного желания и власти.
«Теперь… – она прошептала и медленно, очень медленно, опустилась на меня сверху. – Молчи.»
Я вошёл в неё. В горячую, тугую, невероятно мокрую упругость. Мы оба застонали одновременно – она тихо, с наслаждением, я – сдавленно, почти рыдая от переполнявших ощущений. Она была сверху, она контролировала всё. Её руки упёрлись в мою грудь, пальцы в перчатках впились в кожу.
Она начала двигаться. Медленно, плавно, раскачивая бёдрами, находя тот самый ритм, который сводил меня с ума. Я мог только лежать и смотреть на неё. На то, как её грудь колышется под тёмной майкой, как на её шее выступают капельки пота, как её лицо искажается от нарастающего наслаждения. Она была прекрасна. Абсолютная, жестокая богиня.
«Да… вот так… – она дышала прерывисто, её голос срывался. – Какое у тебя… упругое… всё внутри…»
Она ускорилась, её движения стали резче, требовательнее. Она сама искала своё удовольствие, используя меня, и в этом была дикая, животная правда. Я впился пальцами в простыни, пытаясь сдержаться, пытаясь выполнить её приказ.
Её стоны стали громче. Она откинула голову, и я увидел, как напряглась её шея. Её внутренние мышцы сжали меня судорожно, почти больно.
«Кончай… – выдохнула она сдавленно, почти командным тоном, и её тело затряслось в мощном, долгом оргазме. – Кончай сейчас же!»
Её слова сорвали все предохранители. Взрыв. Белое, ослепляющее ничто. Спазмы, которые выворачивали меня наизнанку. Я закричал, зарывшись лицом в её халат, я бредил, я умирал и рождался заново, пока волны удовольствия перекатывались через меня, безжалостные и бесконечные.
Когда я смог снова открыть глаза, она всё ещё сидела на мне, тяжело дыша, опершись руками о мою грудь. Её тело было влажным от пота. Презерватив под её телом наполненным моим теплом. Она медленно, с видом глубокого удовлетворения, поднялась с меня. Латексная перчатка скользнула по моему чувствительному, уже мягкому члену, заставляя меня снова вздрогнуть.
Она сняла перчатку, скатала её вместе с презервативом в тугой комок и сунула в карман халата. Потом посмотрела на меня. Её лицо было спокойным, но в уголках губ играла та самая, хитрая, довольная улыбка.
«Ну вот, – выдохнула она, поправив прядь волос. – Теперь, я надеюсь, ты сможешь уснуть. Рекомендую покой и… позитивные мысли.»
Она повернулась и направилась к выходу. У двери она остановилась, оглянулась.
«Спокойной ночи, Артём. Вызывай, если что. Я рядом.»
И вышла, бесшумно закрыв дверь. Я остался один в полумраке, в полной тишине, раздавленный, опустошённый и абсолютно, до кончиков пальцев, счастливый. Запах её, моей спермы и латекса витал в воздухе, как призрак самого безумного и прекрасного кошмара. Я не знал, что будет утром. Будет ли это продолжаться. Но сейчас это было неважно. Я закрыл глаза и провалился в глубокий, беспробудный, исцеляющий сон.
https://sex-stories.club/klassika/4398-medsestra-zastala-pacienta-za-masturbaciej.html