Проводница отсосала у случайного пассажира

Поезд Москва–Сухум был моим личным чистилищем. Двое с половиной суток тряски, стук колёс, превращающийся в навязчивый психический шум, и это вечное ощущение временности, будто жизнь поставлена на паузу. Я ехал в командировку, которую ненавидел ещё до её начала, и моё настроение идеально гармонировало с ноябрьской слякотью за окном, по которому бесконечной плёнкой ползли огни какого-то умирающего промышленного города.
Мне повезло — купе было моим единоличным царством до самого Краснодара. Я уже успел привыкнуть к этому казённому уюту: застеленная свежим бельём полка, скрипучая дверь, маленький столик с застывшей в нём каплей чьей-то прошлой жизни. Я разбросал свои вещи, создав иллюзию обжитости, и попытался читать, но слова расплывались перед глазами. Оставалось только смотреть в тёмное стекло, где отражался я сам — тридцатилетний мужик по имени Олег, слегка помятый, слегка уставший от всего этого, и слушать, как поезд увозит меня всё дальше от чего-то важного.
Именно в этой волне самосожаления я впервые её правильно разглядел. Наша проводница. Она зашла проверить билеты ещё на выходе из Москвы, но тогда я лишь мельком отметил форменный пиджак и уставшие глаза. Теперь, проходя по коридору, она сняла тот самый пиджак, осталась в белой, чуть прозрачной на свету блузке, и картинка сложилась совсем иначе.
Её звали Людмила, о чём гласила потёртая бейджик на груди. Лет под сорок, может, чуть за. Не красавица в классическом понимании, но в ней была та самая мощная, зрелая женственность, что бьёт под дых не яркостью, а уверенностью. Фигура, от которой не скрыться ни под какой формой — полная, соблазнительная грудь, бёдра, которые знают себе цену, и упругая, очень заметная попа, плавно качающаяся при ходу в обтягивающей юбке. Лицо с лёгкой усталой грустью в уголках губ и мудрыми, видевшими всякое глазами. Волосы, убранные в строгую, но небрежную причёску, из которой уже выбивались тёмные прядки. От неё пахло дешёвой туалетной водой, сигаретами и чем-то простым, домашним.
За те несколько часов, что мы тряслись в этой железной консервной банке, я успел пронаблюдать за ней целый ритуал. Она с невозмутимым видом отчитывала какого-то хама, потом по-матерински улыбнулась бабушке с котомкой, а в служебном купе, дверь в которое была всегда приоткрыта, пила чай из огромной кружки и смотрела сериал на планшете, закусив губу. Я ловил себя на том, что ищу взглядом её движения, этот плавный, вальяжный шаг. Мой внутренний радар, заглушённый городской рутиной, вдруг снова заработал, улавливая чисто животный сигнал. Она была реальной. Настоящей.
Наступила ночь. Поезд нырнул в кромешную тьму между станциями, и только монотонный перестук колёс нарушал тишину. Я ворочался на своей полке, не в силах уснуть. В голове крутились обрывки рабочих мыслей, образы из дневного света, и всё это постепенно вытеснялось одним — её силуэтом в проёме двери, округлостью бёдер, обещанием, которое читалось в каждом её движении. Стояла поздняя осень, но в купе было натоплено, как в бане. Я скинул одежду до трусов и майки, но жар не отпускал, растекаясь пониже живота тугой, навязчивой волной.
Я лежал на спине, прикрыв глаза, и рука сама потянулась вниз, скользнула под резинку трусов. Мысль была сначала просто эдаким фоновым шумом, способом расслабиться, но она быстро набрала плотность и власть. Я представил её. Не абстрактную женщину, а именно её. Людмилу. Её грубоватые рабочие руки, её тяжёлую грудь, как она бы скинула эту потную блузку, как бы обнажилась… Дыхание сбилось. Я уже не просто лежал, я ждал. Ждал, что дверь скрипнет, и она появится снова. Ждал её взгляда. Ждал чего угодно. И в этот момент…
Шаг в коридоре. Чёткий, мерный, знакомый уже до рези в висках. Он замедлился прямо напротив моего купе. Сердце вдруг провалилось куда-то в пятки, а потом ударило с такой силой, что затряслась вся полка. Я замер, не смея пошевелиться, рука застыла в неподвижности. Скрипнула дверь. Не резко, а медленно, будто её кто-то осторожно подталкивал. И в щели, в темноте, я увидел её силуэт. Она стояла на пороге и смотрела прямо на меня. Прямо на мою руку, застывшую у меня в трусах, на очевидную, неприличную выпуклость под тканью. Я не видел её выражения в полумраке, но чувствовал её взгляд на себе — тяжёлый, изучающий, пронизывающий. Время остановилось. Секунда растянулась в вечность. Я был пойман. И от этого позорного ужаса по мне пробежал такой разряд животного возбуждения, что всё внутри оборвалось и натянулось, как струна.
Я не знал, что делать. Отпрянуть? Прикрыться? Извиниться? Но тело парализовало дикой смесью стыда и возбуждения. Я просто лежал, уставившись на её тёмный силуэт в проёме двери, чувствуя, как по щекам разливается огненная краска. Сердце колотилось где-то в горле, перекрывая собой стук колёс.
Она не ушла. Не реагировала с возмущённым вскриком. Она сделала шаг внутрь, и дверь с тихим щелчком закрылась за ней. Теперь в купе, освещённом только тусклым ночным светильником под потолком, я мог разглядеть её лучше.
Людмила стояла, опершись спиной о дверь, скрестив руки на груди. Её лицо было серьёзным, но в нём не было ни отвращения, ни гнева. Скорее… любопытство. И усталая снисходительность, с которой взрослый наблюдает за шалостями отпрыска.
«Не спится?» — её голос был низким, немного хрипловатым от сигарет, и он прозвучал неприлично громко в этой давящей тишине.
Я попытался что-то сказать, но из горла вырвался только какой-то невнятный хрип. Сглотнул. Попробовал снова.
«Да… душно что-то», — выдавил я, и моя рука, предательски, наконец дёрнулась и вылезла из-под резинки трусов. Жар в паху не утихал, а лишь разгорался, пульсируя в полную силу. Я был уверен, что она всё видит под тонкой тканью.
Она медленно, словно оценивая обстановку, провела взглядом по моей фигуре, задержалась на майке, сбившейся на груди, скользнула ниже. Уголки её губ дрогнули в намёке на улыбку.
«У нас тут не курорт, — сказала она, делая ещё шаг к моей полке. От неё пахло сладковатыми духами. — Всех подряд смотреть, как они там… мучаются. Дело привычное».
Последнюю фразу она произнесла с лёгким, едва уловимым подтекстом. Намёк. Провокация. Мой мозг лихорадочно соображал, как реагировать. Шутить? Извиняться? Но тело реагировало раньше — член стоял колом, отчаянно пульсируя, будто требуя внимания. Я был абсолютно голым перед ней, даже несмотря на трусы.
Она подошла вплотную к полке. Теперь я видел каждую морщинку у её глаз, лёгкую липкую тропинку пота на шее, уходящую в разрез блузки.
«Бедный мальчик, — прошептала она, и в её голосе вдруг появились какие-то новые, бархатные нотки. — Совсем замучился один?»
Её рука, неспеша, поднялась. Я замер, ожидая прикосновения. Но она лишь поправила край простыни, который я сбил ногой. Её пальцы прошли в сантиметре от моего бедра. Кожа загорелась.
«Я… я не специально…» — начал я бессмысленное оправдание.
«Молчи, — мягко, но властно остановила она. — Всё вижу. Всё понимаю». Её взгляд снова упал на мою промежность, и на этот раз она не стала делать вид, что смотрит куда-то ещё. «Сильный стресс, одиночество, дорога… Всё копится внутри. Надо же как-то выпускать пар. Я правильно говорю?»
Я только кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Моё сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Людмила наклонилась чуть ближе. Её грудь в блузке оказалась в сантиметрах от моего лица. Я видел кружево бюстгальтера под тонкой тканью, чувствовал исходящий от неё теплый, плотный запах тела.
«И долго ты уже так… выпускаешь?» — её шёпот был обжигающим.
Её шёпот обжёг мне кожу. Я не мог отвести взгляд от её губ, от тени между грудями, так близко оказавшихся к моему лицу. Разум отключился, остались только животные инстинкты и эта оглушающая, пьянящая неловкость.
«Не… недолго, — прохрипел я, и голос мой звучал чужим, сдавленным. — Только начал…»
Она медленно выпрямилась, и её взгляд, тяжёлый, оценивающий, снова скользнул по мне, будто погладил. В нём не было ни насмешки, ни жалости. Было понимание. Почти профессиональное.
«Вижу, — протянула она, и в голосе её послышались нотки лёгкой усмешки. — Вижу, что не успел. Напряжён весь, как струна. Белый уже».
От её слов по спине пробежали мурашки. Она констатировала факт, и от этого было ещё возбуждающе. Я чувствовал, как по-прежнему твердый, будто из камня, член дёргается у меня в трусах, требуя продолжения, требуя её внимания.
Людмила вздохнула, будто принимая какое-то решение. Она оглянулась на дверь, прислушалась к звукам спящего вагона — только храп да стук колёс. Потом её глаза снова встретились с моими.
«Знаешь что, — сказала она уже без шёпота, своим обычным, низким, хрипловатым голосом. — Мучить человека — не в моих правилах. Работа у меня и так нервная».
Она сделала паузу, давая словам просочиться в моё сознание, ударить прямо ниже пояса.
«Давай я тебе помогу. А то всю ночь промучаешься, а утром на важные дела… в таком виде». Она кивнула в сторону моего очевидного возбуждения. В её тоне была странная смесь — материнская забота и откровенная, грубоватая чувственность.
Я онемел. Мозг отказывался верить. Это сон? Галлюцинация от усталости?
«Вы… вы что?..» — выдавил я.
«Я предлагаю помочь, — повторила она терпеливо. — Раз уж я всё равно помешала. Прервала процесс». На её губах играла та самая, едва уловимая улыбка. Она знала, что делает. Знала, какой эффект производят её слова.
Она не стала ждать моего ответа, который бы всё равно был бессвязным мычанием. Её пальцы, тёплые и уверенные, потянулись к поясу своей юбки. Раздался тихий шелест молнии.
«Только тихо, — предупредила она, и в её глазах вспыхнул озорной, опасный огонёк. — У нас правила. Шума не любим».
Шелест молнии прозвучал как выстрел в тишине купе. Моё дыхание перехватило. Я не мог поверить в происходящее. Это была какая-то грёза, порожденная одиночеством и стуком колёс.
Людмила, не сводя с меня глаз, медленно, с какой-то потрясающей уверенностью, стянула обтягивающую юбку. Она упала на пол мягким тёмным пятном. Под ней оказались простые чёрные трусы из хлопка, плотно облегающие её полные, зрелые бёдра. Живот был мягким, неспортивным, с материнской складочкой, и это сводило с ума своей реальностью, своей неидеальностью.
«Что, никогда проводницу без формы не видел?» — она произнесла это с лёгкой, вызывающей усмешкой, видя моё остолбенение.
Она сделала шаг вперёд, к моей полке. Теперь от неё исходил такой плотный, сладковато-пряный запах женского тела, что у меня закружилась голова. Она поставила одну коленку на край полки, и пружина под ней жалобно скрипнула. Её бедро, тёплое, упругое, почти коснулось моей руки.
«Расслабься уже, — прошептала она, и её пальцы легли на моё запястье. Её прикосновение было твёрдым, властным. — Руку-то убрал, а напряжение всё равно видно. Всё тут…» — её взгляд снова скользнул вниз, и она медленно, будто нехотя, провела ладонью по моему животу, чуть ниже пупка. Кожа под её прикосновением вспыхнула.
Я зажмурился на секунду, пытаясь совладать с накатывающей волной желания. Это было слишком сюрреалистично. Слишком интенсивно.
«Людмила… я…» — я не знал, что сказать. Благодарить? Протестовать?
«Молчи, — она снова остановила меня, и её пальцы упёрлись мне в губы. Они пахли сигаретами и чем-то металлическим. — Просто лежи. Закрой глаза, если хочешь».
Её рука убрала мои пальцы, всё это время судорожно сжимавшие резинку трусов. Она не стала медлить. Её ладонь, шершавая от работы, уверенно легла поверх ткани на моём вздувшемся члене. Я резко дёрнулся всем телом, издав сдавленный стон. Она почувствовала его размер, его твёрдость, его отчаянную пульсацию сквозь тонкий хлопок.
«Ох, какой… — в её голосе прозвучало неподдельное, животное любопытство. — Напустил тут жару на всё купе, бедолага».
Она надавила ладонью чуть сильнее, провела снизу вверх, заставив меня выгнуться от прикосновения. Потом её пальцы вцепились в резинку моих трусов.
«Ну-ка, давай посмотрим, что тут у тебя такого, что аж спать не даёт», — сказала она уже сиплым, низким шёпотом, и одним резким движением стянула их с меня до колен.
Прохладный воздух купе ударил по обнажённой коже, но это длилось лишь мгновение. Потому что её взгляд, тяжёлый и обжигающий, упёрся в мой стоящий член. Я видел, как её зрачки расширились, как она медленно, оценивающе облизнула губы.
«Да… — выдохнула она с одобрением, почти с благоговением. — Теперь я понимаю, в чём дело. Дело серьёзное».
Она наклонилась ниже, и её тёмные волосы коснулись моего живота. Её дыхание, горячее и влажное, обожгло головку. Мир сузился до этого купе, до стука колёс, до её тени над моим телом.
«Только помни — тихо, — её шёпот был последним, что я услышал, прежде чем её губы, полные и мягкие, сомкнулись вокруг плоти.
Мир взорвался. Всё моё существо, всё напряжение, что копилось часами, сжалось в одной точке — там, где её горячий, влажный рот принял мой член. Я впился пальцами в простыню, чтобы не застонать слишком громко, как она и велела. Но сдавленный хрип всё равно вырвался из горла.
Она не просто взяла мой член в рот. Она его изучала. Медленно, с какой-то хищной нежностью. Её язык скользил по самой чувствительной части, под головкой, заставляя меня дёргаться и слепнуть от наслаждения. Потом она погрузилась глубже, и я почувствовал лёгкое, едва уловимое сопротивление её глотки. Она не спешила, работая губами и языком с опытом женщины, которая знает толк в этом деле и получает от этого своё удовольствие.
Я приоткрыл глаза, не в силах выдержать это одними ощущениями. Она стояла на коленях между моих ног, её формальная блузка морщилась от неудобной позы, а её голова, с выбившимися тёмными прядками, ритмично двигалась. В тусклом свете ночника я видел, как её щёки втягиваются, как работает её шея. Это было до неприличия откровенно и дико возбуждающе.
Её рука легла на мои яйца, лаская их, сжимая с точно выверенным давлением. Другая рука упёрлась в моё бедро, чувствуя, как дёргаются мышцы. Она контролировала всё. Каждый мой вздох, каждый стон, каждую судорогу наслаждения.
«Нравится?..» — она ненадолго отпустила меня, чтобы задать этот вопрос, и её голос был мокрым от слюны.
Я мог только кивать, захлёбываясь собственным дыханием. Мои пальцы сами потянулись к её волосам, запутались в них, не сдерживая больше порыва. Она не отстранилась, лишь издала одобрительный горловой звук, и снова поглотила меня, на этот раз уже настойчивее.
Я чувствовал, как подходит конец. Это было слишком интенсивно, слишком неожиданно. Тело трепетало, предвкушая разрядку.
«Я… я сейчас…» — успел я прохрипеть предупреждение.
Она в ответ лишь глубже взяла в рот, и её пальцы сжали меня у самого основания, продлевая и обостряя всё. Спазм пронзил меня от пяток до макушки. Я закинул голову назад, уткнувшись лицом в потную подушку, чтобы заглушить свой собственный рёв. Мир побелел и рассыпался на миллионы искр.
Она приняла всё. Всё до последней капли, не останавливаясь, лишь слегка подавившись, но продолжая свои мягкие, продлевающие наслаждение движения, пока я не затих полностью, обессиленно раскинувшись на простыне.
Она медленно отпустила меня, вытерла губы тыльной стороной ладони и посмотрела на меня своими уставшими, но теперь сияющими от какого-то внутреннего удовлетворения глазами.
«Ну вот, — выдохнула она хрипло. — Теперь, может, поспишь как человек».
Я лежал, раскинувшись, как выброшенный на берег кит, пытаясь поймать воздух и вдохнуть хоть толику смысла в то, что только что произошло. Тело было тяжёлым, влажным и абсолютно пустым. В ушах звенело.
Людмила между тем вела себя с потрясающей, почти бытовой обыденностью. Она поднялась с колен, поправила сбившуюся блузку, провела ладонью по волосам, пытаясь вернуть им подобие причёски. Смотрела на меня с лёгкой, усталой ухмылкой, будто только что помыла посуду, а не отсосала у случайного пассажира в ночном поезде.
«Ну что, полегчало, страдалец?» — спросила она, и в её голосе снова зазвучали те самые, грубовато-заботливые нотки.
Я кивнул, всё ещё не в силах вымолвить ни слова. Моё сердце постепенно возвращалось к привычному ритму.
Она наклонилась, подняла с пола свою юбку и ловко надела её, застегнув молнию на бедре. Этот простой, интимный жест снова заставил что-то ёкнуть внутри меня. Она была здесь, реальная, плоть и кровь, с запахом моей спермы на губах и морщинками на чулках.
Но вместо того чтобы уйти, как я, наверное, ожидал, она вдруг присела на край моей полки. Пружины скрипнули под её весом. Она положила свою тёплую, шершавую ладонь мне на голое бедро.
«Только это осталось между нами, ясно? — сказала она тихо, но твёрдо. Её глаза стали серьёзными. — Утром проснёшься — будто и не было ничего. Ты — пассажир, я — проводница. Разошлись на перроне и забыли».
Я снова кивнул. Правила игры были понятны. Никаких намёков, никаких глупостей.
Казалось бы, на этом всё. Её долг был выполнен. Моё напряжение снято. Но что-то висело в воздухе. Какое-то незавершённое дело. Я видел, как она смотрит на меня — на моё всё ещё голое тело, на мои руки, бессильно раскинутые по сторонам. В её взгляде не было насыщения. Было любопытство. И голод.
Она медленно провела рукой по моему бедру вверх, к животу. Её прикосновение было уже другим — не рабочим, не целебным. Оно было медленным, изучающим, почти собственническим.
«Хотя, знаешь… — она наклонилась ко мне ближе, и её грудь снова оказалась в опасной близости от моего лица. От неё пахло теперь мной. — Раз уж пошла такая пьянка…»
Её пальцы скользнули ещё выше, к моей груди, провели по соску, заставив меня снова вздрогнуть.
«…Может, и мне расслабиться немного? — её шёпот стал низким, вибрирующим, в нём слышалась усталость и скука долгой смены, которые вдруг сменились возможностью. — А то я тут одна, как сыч, ночь за ночью. Тоже человек.»
Она не ждала ответа. Её рука потянулась к моей руке, отвела её от простыни и приложила к своей ноге, чуть выше колена. Я почувствовал под пальцами плотную, упругую кожу в капроне, тёплую живую плоть под ним.
«Потрогай меня, — просто сказала она, и в её глазах было не просьба, а разрешение. — Я ведь тоже хочу.»
Её слова повисли в спёртом воздухе купе, густые и тяжёлые, как сам поездной пар. «Я ведь тоже хочу». Это был уже не вопрос и не предложение. Это была констатация. Констатация того, что игра только начинается, и правила теперь диктует она.
Моя рука, которой она позволила касаться её, лежала на её бедре как чужеродный, непослушный предмет. Я чувствовал под пальцами тонкую нить шва на чулке, упругость мышцы под ней. Она была тёплой, почти горячей.
Людмила не стала ждать, пока я осмелею. Она взяла мою ладонь в свою и повела выше, под подол её юбки. Капрон закончился, и мои пальцы упёрлись в грубую хлопковую ткань её трусов. Она прижала мою руку к себе, заставив почувствовать всю полноту, всю плотность её лобка под тканью. Я ощутил лёгкую, влажную теплоту.
«Чувствуешь? — прошептала она, и её дыхание снова стало прерывистым. — Вся горит. С самой Москвы. С тех пор, как впервые тебя увидела в этом купе, такого… молодого, помятого».
Она отпустила мою руку, позволяя ей остаться там, в этом сокровенном тепле, и принялась расстёгивать свою блузку. Пуговицы поддавались с тихим щелчком. Под ней не было бюстгальтера — только простая майка-алкоголичка, сильно поношенная, обтягивающая её полную, тяжёлую грудь. Соски, твёрдые и тёмные, отчётливо проступали сквозь тонкую ткань.
«Нравится?» — она выгнулась немного, подавая грудь вперёд, и её грудь покачнулась, соблазнительная и реальная.
Я сглотнул комок в горле и кивнул, наконец заставив свою руку пошевелиться. Я провёл ладонью по её внутренней стороне бедра, чувствуя, как она вздрагивает. Потом пальцы нашли резинку трусов и робко потянули её вниз.
Она помогла мне, приподняв бёдра, и скинула их сама, сбросив на пол рядом с моими. Теперь она сидела на краю моей полки совершенно голая ниже пояса, её зрелое, пышное тело было освещено тусклым светом. Густые, тёмные волосы на лобке. Полные бёдра, между которыми я видел смутную, влажную тень.
«Ложись, — скомандовала она тихо, но властно, отодвигаясь и освобождая место рядом со мной на узкой полке. — Хочу сверху. Чтобы видеть всё».
Я послушно отодвинулся к стене, чувствуя, как моё возбуждение, не успев утихнуть, снова нарастает с пугающей, животной силой. Она не стала медлить. Опираясь руками о стенку купе по бокам от моей головы, она приподнялась и нависла надо мной. Её груди в поношенной майке свисали прямо перед моим лицом, загораживая весь мир.
«Отлижи мне, — прошептала она, опускаясь на меня всем своим весом, всей своей влажной, горячей плотью. — Давно никто не лизал…»
Я не заставил себя ждать. Мои руки впились в её полные, упругие ягодицы, притягивая её ближе. Я уткнулся лицом в её промежность, в этот густой, пряный запах зрелой женщины. Я нашёл языком её клитор — твёрдый, набухший от желания — и принялся работать.
Она застонала над моим ухом, низко, глубоко, как стонет зверь. Её бёдра начали двигаться в такт моему языку, она сама задавала ритм, двигаясь на моём лице с какой-то отчаянной, голодной грацией. Её пальцы вцепились мне в волосы, прижимая сильнее.
«Да… вот так… именно там…» — она говорила сквозь стоны, ругалась матом, и каждое её слово, каждый её прерывистый вздох заставляли меня работать ещё яростнее.
Я чувствовал, как она вся напрягается, как её ноги дрожат от напряжения. Её стоны стали громче, отчаяннее. Она уже не просила тишины.
И тогда она кончила. Резко, судорожно, сдавленно вскрикнув и вдавив моё лицо в себя так сильно, что я на секунду перестал дышать. Её тело затряслось в мощной волне оргазма, а потом обмякло, рухнув на меня всей своей тяжестью.
Мы лежали так несколько минут, тяжело дыша. Она вся была мокрая от пота, от меня. Потом она медленно приподнялась. Её лицо было размытым, довольным, по-настоящему расслабленным.
«Ну вот… — выдохнула она, с трудом переводя дыхание. — Теперь мы квиты».
Но её глаза снова упали на мой член, который снова стоял колом, будто и не было недавней разрядки. В них мелькнуло удивление, а потом — то самое, знакомое уже хищное любопытство.
«Ох, какой ненасытный, — она покачала головой, но улыбка тронула её губы. — Ну, раз начали…»
Она сползла с меня, перевернулась и встала на четвереньки на полу, спиной ко мне. Её спина, её мощные, прекрасные ягодицы были передо мной, как немой приказ.
«Давай уже, — бросила она через плечо, и в её голосе снова зазвучала властная нотка проводницы. — Сзади. И кончай на меня. Я заслужила».
Её поза, её слова были приказом, от которого кровь ударила в голову. Этот вид — её мощные, зрелые ягодицы, тёмная щель между них, вся эта подающаяся, доступная плоть, выставленная мне в полумраке купе, — снёс последние остатки рациональности.
Я сполз с полки, встал на колени позади нее на прохладном линолеуме. Мои руки сами впились в её бока, в упругие, мягкие бока, чувствуя под пальцами горячую кожу. Я притянул её к себе, направляя свой член. Он скользнул по влажной коже её бедра, и она издала нетерпеливый, поощряющий звук.
«Не тяни, давай уже», — просипела она, отводя одну руку назад, чтобы самой направить меня в себя.
И я вошёл. Не сразу — её тело было тугим, упругим, не ожидавшим такого вторжения. Она крякнула, подавшись вперёд, опираясь на локти, но не отстраняясь. Я вошёл глубже, чувствуя, как её внутренности сжимаются вокруг меня, обжигающе горячие и влажные. Она была невероятно тесной.
«О, бля… — выдохнула она, и в её голосе смешались боль и дикое удовольствие. — Вот это… давай…»
Я не сдерживался. Все запреты, вся стыдливость остались где-то там, в прошлой жизни. Я схватил её за бёдра и начал двигаться. Грубо, резко, по-звериному. Поезд подбрасывало на стыках рельсов, и наши тела сталкивались в этом хаотичном, идеальном ритме.
Звуки были отвратительными и восхитительными. Хлюпающие, влажные звуки нашего секса, её приглушённые, сиплые стоны, моё тяжёлое дыхание. Я чувствовал, как по её спине струится пот, как дрожат её ноги от напряжения. Она была вся отдана этому, каждой клеткой.
Я одной рукой держал её за бедро, а другой запустил в её волосы, оттягивая её голову назад. Она застонала громче, выгнув спину, подставляя себя мне ещё больше.
«Да… вот так… трахай свою проводницу, пассажир… — она выкрикивала это сквозь зубы, её слова были обрывистыми, пьяными от страсти. — О, да… именно там…»
Я чувствовал, как снова нарастает та самая, знакомая уже волна. На этот раз она была мощнее, неумолимее. Мои пальцы впились в её кожу так, что должны были остаться синяки.
«Я сейчас… Люда…» — успел я прохрипеть.
«Кончай, — она бросила это через плечо, и в её глазах, которые я увидел, был неистовый, дикий восторг. — Кончи на меня. Я сказала».
Её приказ стал последней каплей. Спазм вырвал из меня всё, до последней капли. Я с силой вогнал член в неё в последний раз, и моё тело выкрутило судорогой наслаждения. Я бурно кончил, чувствуя, как её внутренности сжимаются в собственном, втором за эту ночь оргазме. Она дёрнулась, закричала в голос, глухо и сдавленно, и рухнула вперёд на пол, увлекая меня за собой.
Мы лежали потные, испачканные в сперме, не в силах пошевелиться. Поезд нёс нас вперёд, в ночь, стуча колёсами, будто аплодируя.
Мы лежали, не двигаясь, слушая, как наши сердца пытаются выпрыгнуть из грудей и сливаются в один безумный ритм с колёсами. Воздух в купе стал густым, тяжёлым, пропитанным запахом секса, пота и её дешёвых духов. Я чувствовал на своей спине её влажное, горячее дыхание.
Первой очнулась она. Людмила. С лёгким стоном она приподнялась на локтях, и моё семя потекла по её внутренней стороне бедра. Она не обратила на это внимания, будто так и должно было быть. Её движения были медленными, усталыми, но полными какого-то странного удовлетворения.
«Ну вот… — её голос был хриплым, простуженным. — Теперь точно квиты».
Она посмотрела на меня. Её лицо было раскрасневшимся, размягчённым, помолодевшим. В глазах не было ни капли той усталой служащей, что проверяла билеты. Была просто женщина.
«Встань, дай проход», — сказала она уже мягче, потягиваясь так, что хрустнули позвонки.
Я отполз, давая ей место. Она поднялась с пола с лёгким, почти кошачьим усилием и, не стесняясь, прошлась передо мной к умывальнику. Я смотрел на её мощную спину, на следы от моих пальцев на её бёдрах, на её ягодицы, по которым стекали белые потёки. Зрелище было настолько откровенным и интимным, что возбуждение снова, предательски, шевельнулось где-то глубоко внутри, но тело уже было пустым и неспособным на ответ.
Она намочила тряпку в воде и принялась вытирать себя с деловым, бытовым видом. Потом отжала её и бросила мне.
«Приведи себя в порядок».
Пока я механически стирал с себя следы нашей деятельности, она собрала свою одежду. Надела те самые простые чёрные трусы, застегнула юбку, поправила блузку. Казалось, она снова надела на себя не просто одежду, а свою роль, свою форму. Но что-то в ней изменилось. Какая-то складка у губ разгладилась, взгляд стал спокойнее.
Она подошла к двери, прислушалась. В вагоне было тихо.
«Спит всё, как убитое», — констатировала она и повернулась ко мне.
«Спать, — сказала она уже своим обычным, рабочим тоном, но в нём теперь чувствовалась капля нежности. — Через три часа твоя станция. Выспись хоть немного».
Она взялась за ручку двери, чтобы уйти. И остановилась. Обернулась. Её глаза снова встретились с моими.
«И… спасибо, — произнесла она негромко, и на её щеках проступил лёгкий румянец. — Я давно так… не расслаблялась».
И прежде чем я смог что-то ответить, она выскользнула в коридор, тихо прикрыв за собой дверь.
Я остался один. В купе, которое теперь пахло ею, мной, нами. Я повалился на свою полку, насквозь пропахшую нашим сексом, и провалился в чёрную, бездонную яму сна без сновидений.
Меня разбудил её голос, уже абсолютно официальный, лишённый всяких намёков на ночь.
«Через сорок минут ваша станция. Подъём».
Я открыл глаза. В купе пахло только чаем и пылью. Она стояла в дверях в своей идеальной форме, с начищенными пуговицами, с холодным, отстранённым взглядом проводницы Людмилы. Между нами снова лежала пропасть.
«Спасибо», — пробормотал я, садясь.
Она кивнула без эмоций.
«Билет приготовьте для контроля».
И ушла, её чёткие шаги затихли в коридоре. Я собрал вещи в полной прострации, не в силах собрать мысли в кучу. Это правда был сон? Галлюцинация?
На перроне, под холодным утренним ветром, я искал её глазами. Она стояла у вагона, помогая выгружаться бабушке с той самой котомкой. Наши взгляды встретились на секунду. И я увидел. Не улыбку. Не подмигивание. А всего лишь едва заметное, почти незаметное движение ресниц. Такой крошечный, тайный знак, что я мог и придумать его.
Потом она развернулась и зашла в вагон. Поезд тронулся, увозя её, эту ночь, это безумие — туда, в дымку, навстречу новым пассажирам, новым станциям.
А я стоял с чемоданом, чувствуя на губах привкус её кожи, а в памяти — отпечаток её тела. И понимал, что самые невероятные приключения случаются не в далёких странах, а в плацкарте, в три часа ночи, между «Москвой» и «Краснодаром». И длятся ровно до первого утреннего гудка.
https://sex-stories.club/klassika/4431-provodnica-otsosala-u-sluchajnogo-passazhira.html