Меня зовут Алексей, мне тридцать два. Я городской, что тут скрывать, из тех, кто по выходным ходит в крафтовые пивные и думает, что знает жизнь. А жизнь, она, оказывается, пахнет навозом, свежим сеном и парным молоком. Я приехал в эту глушь, в деревню Заозерье, на месяц, сбежав от своего прогоревшего стартапа и такой же прогоревшей личной жизни. Снимал комнату у тети Люды, сестры моего покойного деда. Дом был старый, бревенчатый, скрипучий, но в нем дышалось полной грудью.
И была там Алена.
Ей было, я думал, лет девятнадцать. Позже выяснилось, что двадцать один. Высокая, русоволосая, с лицом, которое не хотелось выпускать из памяти – широкие скулы, ясные серые глаза, губы пухлые, всегда будто в легкой улыбке. Но главное, конечно, не лицо. Она была сложена так, что у меня, избалованного фитнес-центрами и инстаграмными моделями, перехватывало дыхание. Фигура, которую не сделаешь в зале, она дается только трудом, наследственностью и, видимо, тем самым парным молоком. Грудь – ну, просто безумие какое-то, большие, тяжелые, упругие сисечные горы, которые так и просились в ладони. И жопа… Господи, эта жопа. Толстая, круглая, пышная, колеблющаяся при каждом ее шаге в тех самых резиновых сапогах, которые она не снимала с раннего утра. Она была дояркой на местной ферме, а по сути, главной работницей у тети Люды, которая держала полтора десятка коров.
Мы виделись утром, когда я выходил на крыльцо с чашкой кофе, а она, уже отработав свою смену, шла от фермы. От нее пахло молоком, потом и чем-то чистым, животным.
— Здравствуйте, — бросала она, опуская глаза.
— Доброе утро, Алена, — отвечал я, чувствуя себя идиотом, потому что мой взгляд сам собой прилипал к ее груди, обтянутой простой синей телогрейкой.
Прошло две недели. Жара стояла невыносимая, духота, от которой вязли мозги. Однажды вечером тетя Люда попросила меня отнести Алене банку соленых огурцов — та жила одна в небольшом домике на краю деревни, рядом с тем самым полем.
— Сбегай, Лексей, а то она, бедовая, с утра на ферме, вечером огород ковыряет, готовить ей некогда.
Я пошел. Шел и думал о том, как нелепо это все. Я, Алексей Смирнов, несу банку огурцов молодой доярке. В голове крутились обрывки мыслей, уже далеких от городских проблем. Все чаще я ловил себя на том, что думаю о ее теле, о том, как бы эти мощные бедра обхватить, в эту упругую попку впиться. Мысли были пошлые, грязные, но от них наступала какая-то ясность.
Дверь ей открыла она сама. Я обомлел. Алена была в простом ситцевом платье, насквозь мокром от пота. Ткань прилипла к телу, обрисовывая каждый изгиб. Я видел очертания мощных грудных, темные круги сосков, впадину пупка и тот самый пышный лобок, треугольником уходящий вниз. Платье было коротким, открывало сильные, загорелые ноги.
— Огурцы… тетя Люда передала, — выдавил я, чувствуя, как у меня резко и болезненно встает. Эрекция была такой сильной, что стало не по себе. Я стоял, краснея, как мальчишка, стараясь прикрыть штаны рукой с банкой.
Алена увидела. Взгляд ее скользнул по мне, остановился на паху, и на ее губах появилась не улыбка, а какой-то хищный, знающий полуизгиб.
— Заходи, — сказала она просто и отступила вглубь дома.
Я вошел, поставил банку на стол в маленькой, но уютной горнице. Пауза повисла плотная, как сливки.
— Жарко, — сказала она, проводя рукой по шее. — Я только с огорода. Вся мокрая.
— Я вижу, — хрипло ответил я.
Она подошла ближе. От нее пахло жарким телом и земляникой. Я смотрел на капли пота, скатывающиеся по шее в ложбинку между грудями.
— А я на тебя смотрю, городской, — тихо сказала она. — Ходишь тут, как неприкаянный. Глаза такие голодные.
Она была в паре сантиметров от меня. Я не выдержал, протянул руку и коснулся ее мокрой груди через платье. Она не отстранилась. Наоборот, издала короткий, похожий на всхлип звук.
— Давно хотел, — прошептал я, сжимая эту твердую, податливую плоть. — С ума сходил по тебе.
— Я знала, — выдохнула она и сама прижалась ко мне всем телом.
Потом все было как в тумане, но с дикой, обжигающей четкостью деталей. Я прижал ее к стене, целуя ее соленые губы, шею. Руки сами рвали с нее мокрое платье. Под ним не было ничего. Только тело, загорелое, сильное, пахнущее летом и женщиной. Те самые большие сиськи, о которых я только мечтал, вырвались на свободу. Темно-коричневые, огромные ареолы, твердые, налитые сосочки. Я взял одну в рот, жадно сосал, впивался зубами, а она стонала, низким, грудным голосом, и водила своими рабочими руками по моей спине.
— Ложись, — скомандовала она вдруг, срывая с меня футболку.
Мы повалились на узкую кровать, застеленным простым ситцевым одеялом. Я был в одних шортах, и она сама расстегнула их, выпустила на волю мой стоящий колом член. Он пульсировал, будто рвался в бой.
— Ого, — только и сказала она, обхватывая его своей шершавой ладонью.
А потом она наклонилась и взяла его в рот.
Это был не какой-то там нежный минет из порно. Это было животное, жадное сосание. Она не играла, она работала. Губами, языком, даже зубами слегка задевала. Ее волосы пахли сеном и потом, они рассыпались по моему животу. Я смотрел на нее сверху, на согнутую спину, на ее толстую, голую жопу, торчащую в воздухе, и думал, что я, наверное, умру от этого наслаждения. Она сосала, как умирающая от жажды, облизывала яйца, заглатывала глубоко, давясь, но не останавливаясь. Я стонал, запрокинув голову, и вцепился руками в простыню.
— Хватит, — зарычал я, чувствуя, что вот-вот кончу. — Я хочу тебя.
Она отпустила мой член, блестящий от ее слюны, и откинулась на подушки, раздвинув ноги. И тут я увидел все. Густые, темные, вьющиеся волосы на лобке. Мокрую, распахнутую розовую щель. Она была вся влажная, блестела на свету лампы.
— Лижи, — приказала она, и в ее голосе не было просьбы, а было твердое, властное желание.
Я никогда не был большим мастером в этом деле, но тут во мне проснулся какой-то древний инстинкт. Я приник к ней лицом, утонул в ее запахе – крепком, диком, возбуждающем до потери пульса. Я лизал ее, как пьяный, впивался языком в ее клитор, в самые глубины, пил ее соки. Она извивалась подо мной, стонала, и ее стоны становились все громче, отчаяннее. Она схватила меня за волосы и прижимала все сильнее к себе.
— Да, вот так, не останавливайся, — хрипела она.
Я чувствовал, как все ее тело напряглось, затряслось, и она закричала, глухо, прорываясь, и хлынула мне в лицо горячей волной. Оргазм был сильным, я чувствовал, как пульсирует ее плоть у моего рта.
Но на этом не закончилось. Она оттолкнула меня, перевела дух, глаза ее блестели лихорадочным блеском.
— Теперь трахай меня, городской. Давай, покажи, на что ты способен.
Она перевернулась на живот, подняв свою невероятную задницу вверх. Это была картина, от которой кровь ударила в голову. Я вошел в нее сзади, легко, потому что она была мокрая, как после дождя. Она была узкой и невероятно горячей внутри. Я начал двигаться, сначала медленно, потом все быстрее, ощущая каждую складку ее тела. Шлепки наших тел сливались с ее хриплыми стонами.
— Да… вот так… сильнее!
Я держал ее за широкие бедра, впивался пальцами в плоть, видя, как она вся отдается этому животному акту. Она была не пассивной, она сама двигалась навстречу, откидываясь, чтобы я мог проникать глубже. Я смотрел на свою темную руку на ее загорелой коже, на то, как ее спина покрылась каплями пота, и думал, что ничего похожего в жизни не испытывал. Это был не секс, это было какое-то первобытное соединение, слияние.
Я чувствовал, что близко, и попытался замедлиться, но она сама ускорила темп.
— Кончай в меня, — прошептала она через стон. — Я хочу твою сперму.
Это было последней каплей. Я прорвался с криком, изливая в нее все, что было, чувствуя, как ее внутренности сжимаются в серии новых, более мелких судорог. Она кончила второй раз, тихо, уже без крика, всем своим телом, которое обмякло подо мной.
Мы лежали, тяжело дыша, облитые потом. Я выскользнул из нее, и по ее бедрам потекла моя сперма, белая и густая на ее смуглой коже. Запах стоял тяжелый, сексуальный, сладковато-горький.
Мы молчали. Потом она повернулась, посмотрела на меня своими ясными глазами, в которых не было ни капли стыда, только усталое удовлетворение.
— Похоже, тетя Люда огурцы не зря передавала, — хрипло рассмеялась она.
Я рассмеялся в ответ. И понял, что мой побег от города закончился. Или, может быть, только началось что-то настоящее. Я притянул ее к себе, чувствуя под ладонью нежную кожу ее спины. А за окном кричали сверчки, и пахло скошенной травой. И все было на своих местах.
https://sex-stories.club/klassika/4554-molodaja-dojarka-iz-derevni.html